– Работа не волк, – небрежно отмахнулся парень и положил мою ногу со стрелкой себе на колени. Сказать ему, что у меня попа болит, а не нога? Нет уж!
А потом мне сразу стало подозрительно спокойно, как будто обпилась антидепрессантов и улеглась в комнате с полной звукоизоляцией на десять пуховых перин. Из глубины души поднялось желание выразить этому замечательному человеку, мужчине, всю нежность и благодарность, скопившиеся во мне за двадцать с лишним лет. У него такая очаровательная ямочка на правой щеке, когда он улыбается. Я ж его всю жизнь ждала!
– А-у-у-у-у! – взвыл герой, отбросив мою конечность как ядовитую змею. – Ты зачем в меня ногтями впилась, ненормальная?! – Лель тряс рукой, где алыми капельками наливались пять глубоких полумесяцев от ногтей.
– Прости. Мне стало так хорошо, что я решила проверить, не снится ли мне это. Так всегда советуют делать.
– Надо щипать. Да не менЯ-аа! – Стрелок опасливо отодвинул от меня все части своего тела. Райские ощущения пропали без следа. Мсье у нас гипнотизёр. Ну-ну.
Мои глаза волей-неволей замечали, что немногочисленные прохожие и будущие пассажиры, имевшие несчастье оказаться в этот полдень на одной со мной остановке, косились и перешептывались, обсуждая нас. Тем лучше, будут свидетелями.
– Ты на самом деле свихнулась? – помолчав, спросил Лель. Чем-то ему моя персона глянулась, повезло же. – Или наркоманка? – он преодолел неприязнь в угоду любопытству. – Учти, меня нормальные люди – как вон те на остановке – не видят обычно. Для окружающих ты сейчас беседуешь сама с собой, если тебе интересно.
– Я была нормальной, пока чёрт не толкнул меня под руку связаться с тобой. Теперь сижу вот и беседую с пустым местом. – Мне даже стало интересно, кто он такой на самом деле?
– Я не пустое место, – оскорбился голубоглазый. – Ты меня прекрасно видишь вот. Просто для того чтобы меня увидеть, нужно иметь определённое состояние души, или тела. Сумасшедшие, алкоголики, животные, медиумы, влюблённые, естественно…
– Ты кто? Белая горячка – что ли? – изумилась я. Такой жизненный поворот был весьма неожиданным.
– С виду вполне воспитанная девица, а мысли грязнее некуда, – укоризненно произнес Лель, потирая оцарапанную руку. – Я не понимаю, как такое возможно.
– У каждой «воспитанной девицы», как ты говоришь, море грязных мыслей, открою тебе секрет.
– Да я про то, почему ты меня видишь. У тебя в роду ясновидящие, ведьмы, колдуны, гадалки, жрецы были? – он нахмурился, став похожим на наклонившего морду шар-пея.
– Нет, – опешила я. Родословное древо свое мне было известно не дальше пары веток, и ветки эти были вполне нормальными.
– Алкоголизмом родители, дедушки-бабушки страдали? Умственно отсталые, одержимые, блаженные в семье имелись?
– Господи, ты что – нарколог? Какое тебе дело до моих родственников и их отклонений? – возмутилась я.
– Кто-о? – опешил парень, едва не выронив лук. Принявшая на свой счёт обвинение, проходившая мимо тётенька с авоськами, которые хотела пристроить на скамейку в павильоне, стрелой вылетела от нас и ворвалась в уже собиравшийся отходить автобус. Автобус клацнул челюстями дверей, зажав подол юбки резвой дамочки, и укатил, бликуя на солнце плавящимися стеклами.
– Всё сходится: и вопросы, и то, что тебя видят люди в определённом состоянии души или тела. Вот только что ты делал с луком? Отстреливал неизлечимых пациентов? – Беседа получалась дикая и по-своему логичная. Я заметила у него на шее сбоку татуировку в этническом стиле. Солярные символы сейчас редкость. – В дурдом на постоянное местожительства стремишься?
