Аферистъ - страница 8



– Как всегда, после обеда. Как старый барин отобедать изволит, тотчас спит часа полтора. Потом кофий пьют. А после на конюшне кому назначено, при нем и дают.

– Зрелища, значит. Можешь деда подменить на время?

– Хоть на весь день. Меня коровы слушаются, я бойкий. Куда велю, туда и идут.

– Народу много при казни?

– Так вся дворня, почитай.

– Дуй к деду. Домна, есть оружие?

– Вилы только. И коса. Ты что удумал?

– Чего спрашиваешь. Уже поняла. Ты же на меня гадала не просто так. Ты для своей Алены гадала. Видно, в точку попала. Раз меня отыскали. Вилы не пригодятся. Нож есть?

Вот люди, которые меня спасли, накормили последним, обустроить пытаются. У них беда. Гори оно все синим пламенем. С возрастом понимаешь, что действовать надо сразу и по полной программе, потом не будет возможности переделывать. Плохо, что я еще в себя не пришел. Но лучшая борьба с шоком и переживаниями – рисковое мужское дело. Медвежье мясо. По ходу и разберусь, кто я, и что здесь делаю.

– Есть. И топор есть.

– Не. Нужен шест с мой рост. И кистень бы. Мне еще закрыться, чтоб лицо не видно было.

– Кистень у деда надо спрашивать. А почему только лицо закрывать?

– На внедрение пойдем, тетя Домна. Для этого нужен план этого самого внедрения и легенда.

– Ой, лихое дело задумал. Сгинешь со мной вместе. Сгубила я душеньку твою горемычную.

– Прекратить русские народные страдания! Сначала легенда. Нищим меня сможешь обрядить?

– Калекой? Смогу. Только они с двумя палками ходят и короткими. Это ежели спину скрутило, так сподручнее.

– Скрутило, мама не горюй. Хорошо, одна короткая будет, другая длинная.

– Значится, еще и поперек повело, – стала вникать Барвиха, – а лицо закроем. Скажешь, потому что болезнь страшная. Если кто увидит, дескать, и на него перейдет. Так сам дохтур в городе сказал и велел прикрываться.

– Вот, у тебя прямо талант, а то жалеешь о том, чего еще не было. Нож давай. И веревку.

Нож я наточил о камень, чистить его времени нет. Веревкой прикрутил к палке от ухвата накрепко. Сверху повязали на нож рогожу. Домна сунула туда пук сухой полыни.

– Скажешь, что трава нечистого отгоняет и тебе лечение творит.

– Это еще и с оттенком юродства получится. Теперь рисуй план.

– Чавой-то?

На утоптанной земле возле дома знахарка после объяснений довольно толково изобразила расположение конюшни, амбаров, усадьбы и обычное место экзекуции. Я наметил пути отходов и подходов. Все равно получалось не очень. Догонят однозначно.

Пока собирались, подоспел Ефим, да не пешком – на телеге с лошадью.

– Вот, у кума разжился.

– Заложит твой кум всю мафию.

– Не должен. Его самого в прошлый раз секли так, что на соломе отлеживался неделю. Злой он сильно на барев.

– Что про них знаешь? Особенно про младшего.

– Да что знать? Барин как барин. А младший от француза приехал недавно, учился там что ли. Велит себя Антуаном называть. Чудной весь. Одно слово, барин.

– Антуаном, говоришь?

– Ага. А сам Анатолий.

Читал я про одного революционера французской революции. Тоже Антуан был. Когда одна девушка ему посмела отказать, то он приказал ее казнить, а из ее кожи сшить жилет, который и носил, пока самого не казнили. Под него гаденыш делается? Революция сравнительно недавно была.

– Смотри, подъезжаешь за амбары, оставляешь подводу и уходишь.

– Ага. Скажу, что хочу просить у барина изволения на куль овса в долг на пропитание, – вникает он.

– Потом в случае чего, говоришь, что угнали лошадь и ты не причем. Понял? Больше там не показываешься, а вертишься на виду.