С наступлением весны в горах на индо-афганской границе с новой силой должны были возобновиться боевые действия между приграничными племенами и английскими карателями. Неслучайно именно в это время герой третьей англо-афганской войны военный министр М. Надир-хан совершил инспекционную поездку в зону в Южный Афганистан. Обстановка там была взрывоопасной: своих сородичей в «независимой» полосе Британской Индии было готово поддержать афганское население. Очевидно, что Аманулла-хан и его ближайшее окружение вынуждены были считаться с настроениями воинственных пуштунов. М. Надир-хан тайно снабжал вазиров трофейным оружием, посылал части афганской армии в глубь Вазиристана, но этого было недостаточно, чтобы превратить партизанскую войну в горах в затяжную. Афганистан и приграничные племена остро нуждались в крупных партиях оружия для продолжения борьбы против Англии.
В связи с этим именно в конце марта 1920 г. афганское руководство предложило Я. Сурицу совместный план наступления на Индию. Как всегда, в подобных афганских проектах пуштунским племенам отводилась главная роль. 27 марта советский полпред был приглашен к эмиру на секретное заседание, на котором афганская сторона фактически хотела выяснить самый главный для себя вопрос: какова будет советская военная помощь?
М. Надир-хан, опираясь на сведения, полученные им во время его поездки в зону пуштунских племен, считал, что новая война с Англией неизбежна, поэтому «нужны немедленные действия»{12}. Военный министр считал момент для удара по Британской Индии крайне удачным, так как «все племена отправлены на немедленную войну». В связи с этим он предлагал, чтобы Красная Армия начала наступление через Хоросан (Иран), а афганские войска поддержали ее в Систане и «подняли бы общее восстание племен».
М. Надир заявил Я. Сурицу, что в скором времени в Индию будет отправлена секретная миссия для поддержки антибританских организаций, ведения разведки и подготовки диверсионных акций в тылу английских войск.
Под давлением военного министра Аманулла-хан против своей воли вновь согласился, чтобы вожди приграничных племен были пропущены в Ташкент для переговоров с советской стороной. Это была серьезная уступка со стороны афганского правительства, которое до этого делало все, чтобы не допустить установления прямых контактов большевиков с мятежными пуштунами.
Объясняя своему руководству столь резкий поворот в политике эмира, Я. Суриц сообщил в Москву: «Давление племен, разрастающееся движение Индии, опасения за трон, неудачи в переговорах (с англичанами. – Ю.Т.) настраивают эмира на воинственный лад. [...] Англофобская партия во главе с эмиром в союзе с нами видит единственный выход удержаться и отстоять независимость»{13}. Одновременно он трезво отметил, что без немедленной военной помощи Аманулле ждать выступления Афганистана против Великобритании нельзя.
То, что эта помощь не поспеет вовремя и будет предоставлена не в запрашиваемом афганцами количестве, для советского и афганского руководства, видимо, было ясно. Значит, ожидать в ближайшее время новой войны между Афганистаном и Англией было бессмысленно. Советской дипломатии необходимо было пойти на решительные меры, чтобы сохранить свои позиции в Кабуле, не потерять «афганский коридор» и развернуть «революционную» работу среди пуштунских племен Британской Индии. Однако из Москвы долгое время не приходили четкие директивы об оказании (уже односторонней!) военной помощи Кабулу.
