– Да нет там никакого «отделения». Она же всего на три года меня старше.
– Ах! Она ещё и старше тебя?! Ой, хорошо, что отец этого не видит.
– Мам, ты же сказала, что папа всё слышит и видит. Ты уж определись сначала: он с нами или нет? – шутя поддела маму Паулинка.
Пашка широко улыбнулся и подмигнул сестрёнке в знак благодарности за поддержку. Мать отвернулась и пошла закрыть ворота на засов. Дети не видели в это время её лица и не услышали её почти немой смех, вызванный последними словами дочери.
– Зря мы этот разговор затеяли, – сказал Пашка, встал, подошёл к матери, поцеловал в щёчку, потом коснулся губами лба сестрёнки и направился в хату. – Спокойной ночи. Завтра договорим. А послезавтра мне уже в дорогу.
Потом неожиданно остановился у порога и, повернувшись, обратился к матери:
– А ведь у неё тоже чёрные волнистые волосы, голубые глаза и твой рост. Всё как у тебя… У нас с отцом одинаковый вкус. Слышишь, папа? – Пашка вопросительно поднял голову к небу, потом ещё раз весело подмигнул сестрёнке и вошёл в дом.
Мать, опустив руки, села не прежнее место, потом закрыла лицо ладонями и тихо заплакала. Дочь подтянулась к ней и крепко обняла, стараясь успокоить, поглаживая по спине.
– Ты не ругай его, мамочка. Он честный и добрый. Это же наш Пашка, и ему сейчас там трудно. А если он её любит, то она обязательно его полюбит со своей стороны. Не может быть иначе. Таких, как Пашка, во всём свете раз да обчёлся… А потом, нам с тобой спокойнее станет, когда рядом с ним всегда поддержка. И накормит домашним, и ждать вечерами будет. Говорят, что семейным в армии можно ночевать домой ходить. Может, у неё и нет своих детишек, тогда от Пашки родит. Внуки будут, мам. Здорово же!
Мать уже немного утешилась, и Паулина не видела в темноте, как её лицо засветилось доброй улыбкой. То ли она представила воочию счастливого Пашку у калитки с женой и детишками на руках? Или ей вспомнилось, как муж забирал её в первый раз из роддома двадцать два года назад? А может, она просто решила отпустить от себя глупые мысли, решив наконец впервые без мужа, что не будет мешать счастью детей.
– Ты вроде девчушка совсем, доченька, а мудрая, аж страшно, – уже открыто и широко улыбаясь дочери в лицо, сказала Прасковья и добавила: – Дай Бог и тебе так полюбить в жизни, как я твоего отца любила. И дай Бог тебе мужа, как был наш папка.
Она глубоко вдохнула изрядно остывший ночной воздух, перекрестилась три раза и пошла в дом. Паулина немного посидела в раздумьях, подняла высоко голову и увидела над собой огромный звёздный океан. Вдруг ей подумалось, что вот сейчас папа смотрит на неё из бесконечности и ему должно быть спокойно за неё, Пашку и маму.
– Папа, у нас всё хорошо, и ты за нас не переживай. Мы любим тебя, скучаем и постараемся быть счастливыми, – сказала она вслух, а тёплые слёзы стекали по её девичьим щёчкам.
* * *
На следующий день Павел встал, когда мать занесла в горницу эмалированное ведро, накрытое марлевой тканью.
– Иди, сынок, попей парного молочка. Только надоила. А потом поспал бы ещё, чего так рано вскочил?
– Спасибо, мам, я после попью. Сейчас до реки только сбегаю и вернусь.
Сын нежно поцеловал мать в лоб и выбежал из хаты.
Купался долго. Нырял. Делал перевёртыши под водой. Потом раз десять переплывал на другой берег и обратно. Наконец, вдоволь наплескавшись, вышел из воды. Брошенные им форменные штаны и берцы были аккуратно уложены на большой камень у берега, а в некотором отдалении на разостланном полотенце Пашки полулежала, озорно улыбаясь, бывшая одноклассница и первая сексуальная партнёрша в короткой Пашкиной жизни. Тёмно-рыжая копна пышных волос, яркий боевой макияж, глубокое декольте, открывающее аппетитную белую грудь, нагло задранная короткая юбка при стройных, оголённых от колготок белых ножках откровенно и недвусмысленно указывали на готовность Анны к самому бурному развитию событий.
