– Ну привет, солдатик, – начала она, не вставая и нарочно раскачивая коленями влево-вправо. – Узнал одноклассницу? Как живёшь, милый?
– Привет, Нюрка. Какими судьбами тут? Не рановато ты для деревни нафуфырилась? Или с ночи никак до дому не дойдёшь? Вроде говорили, что замуж вышла. Как он там? Не обижает?
– А если бы и обидел, неужели за меня пошёл бы морду ему бить? – продолжая лежать на Пашкином полотенце, шутливо спросила Аня и залилась звонким смехом.
– Нет. Не пошёл бы. Я думаю, что в селе достаточно мужиков, которые и без меня друг дружке зубы готовы повыбивать из-за тебя. Да и слыхал я, что сама ты обижаешь муженька своего. По углам трёшься с кем ни попадя. Срам, ей-богу.
– А ты поменьше бабские сплетни слушай. Мало ли что народ сдуру нагородит, а ты и уши развесил. Да и не тебе меня нравам учить. Мне ведь тоже есть чем тебе в глаза-то ткнуть.
– Ну да ладно. Мне действительно это неинтересно, да и пойду я. Нечего мне тут с тобой разговоры разговаривать. Мать ждёт дома, – заторопился Павел и нагнулся за полотенцем.
– А ведь я к тебе специально пришла. Всё с утра высматривала со двора. Может, уделишь мне минуточек на полчасика? – не желая вставать, несколько взволнованно проговорила Нюра.
– Ты знаешь, по какому поводу я приехал домой, и могла бы для приличия соболезнование выразить. Или уже совсем стыд выветрился? Да и не о чем мне с тобой лясы-то точить. Всё в прошлом.
– Хорошо. Не с того начала. Оплошала. Прости, Паша. Я и на кладбище вчера была, да постыдилась подойти. – Анна наконец встала с полотенца, а Пашка сразу его поднял и накинул на плечо.
– Чего же постыдного в том было? Похороны – дело скорбное. Никто бы тебя не попрекнул, и соболезнование приняли бы как положено.
– Не поверишь, Пашенька. Вот увидела тебя, так прямо и потекла. Все плачут, ревут, Петра Ивановича закапывают, а я сама не своя, только о тебе думаю, а саму трясёт от желания, аж желваки судорогой свело. – Тут она, крепко обняв парня, принялась страстно целовать по всему лицу и наконец жарко присосалась своими губами к его.
Пашка резко схватил её за обе руки, оторвался от поцелуя и сильно встряхнул.
– Ты это брось, Анна! Мне сейчас совсем не до тебя. Это во-первых. И во-вторых, я женился в Донбассе и своей жене изменять не собираюсь! Никогда! Меня так отец воспитал, и хотя бы ради памяти о нём уйди от меня и от греха подальше.
– А ведь я любила тебя, Павлик! – Голос её дрожал, на глазах показались слёзы, норовящие скатиться тушью по лицу. – Ох как любила! А ты поимел меня разок и тут же сбежал. Чего так быстро остыл-то ко мне? Ведь весь последний год в школе тёрся возле меня, целовались мы с тобой за углами да в сарайчиках. Нас ведь вся деревня уже поженила и обвенчала, а ты прямо с сеновала штаны натянул – и как ветром тебя сдуло. Бабы сначала всё спрашивали про тебя. Думали, что мы с тобой в переписке или по телефону общаемся. А мне и стыдно, и обидно. Вроде брошенка, хоть и замужем не побывала. Потом даже на коровник ходить стало невмоготу. Девки подкалывают, за спиной шушукаются. Может, они и не про меня там шептались, но я всё на себя мерила. Тяжко мне было тогда. Хорошо хоть ребятёнка ты мне тогда не заделал. Хотя кто его знает? Может, тогда и вернулся бы ко мне? Ну? Что молчишь? Чего глаза прячешь, родненький? Винишь меня, распутную, что гуляю с мужиками и своего суженого обижаю? А не люблю я больше никого! Отлюбила! Через тебя и отлюбила, Пашенька! Вот тебе моя правда – и живи теперь с ней! И дай Бог тебе счастья с твоей жёнушкой, если не соврал.
