– Ну что ж, давайте знакомиться, – проговорил мужчина, пристроившись за стойкой администратора и приглашающе махнув рукой. – Я Заневский Денис Кириллович, можно просто Дэн, ибо за несколько дней нам этот официоз надоест до оскомины.
– За несколько дней? – эхом отозвался Ник, чувствуя, как предательски ударяет вдруг в лицо жар и слабеют колени. Вит. Он же его даже не предупредил. Чер-р-рт…
Заневский вскинул голову. Они смотрели друг на друга почти в упор, и зеленые глаза хозяина клиники, сначала удивленно раскрытые, медленно превращались в понимающий грустный прищур.
– А вам не рассказали, на что вы подписываетесь? – тихий голос ударил по нервам. – Совсем ничего не рассказали?.. И могу поспорить, искать видео на ютубе вы просто испугались, а читать договор сочли ниже своего достоинства, ибо какая разница, что там за кабала.
Повернувшись к шкафам за спиной, Дэн достал с самой верхней полки какой-то полупрозрачный сверток полиэтилена и положил на край стола. За толщей воздушных капсул и россыпи силикагеля мягко блестели два аморфных чипа с длинными нитями контактов.
Фотограф молча смотрел на предложенный к употреблению апгрейд. Интересно, если сейчас сгрести все документы и сбежать, меня переведут куда-нибудь в отдел церковного просвещения или сразу вышвырнут из журнала?
– Все уже оплачено, – мягко возразил Дэн.
– А можно будет сегодня вечером уйти?..
– Вы смотрите на меня так… – Дэн запнулся, – так, как мои девчонки, когда что-то выпрашивают. Не надо, Николай. Я не хочу выпустить вас отсюда через три часа после операции и через четыре часа после нее же найти вас в психушке. О, я вижу, вам и этого не рассказали… У вас в карте здесь написано минус десять диоптрий. Я выправлю вам зрение до единицы и тут же отпущу в гущу Москвы. Ни тонкой подстройки к имплантам, ни привыкания к сверхчеткости, неумение пользоваться собственными фичами ко всему прочему. Мир обрушится на вас как многотонная сверхдетализированная масса, понимаете? – в ход пошла вся сила убеждения. – У вас закружится голова, вам станет страшно сделать даже шаг, вы не почувствуете расстояния. Сейчас вы ориентируетесь на световые пятна, и вдруг одно из них превратится в лицо любимого человека. Вы увидите каждую его морщинку, каждый изъян, каждое движение мимики – и не сможете отфильтровать детали, чтобы мир сумел остаться прежним. Вы ведь не видите сейчас моих глаз, верно?
И как всегда бывало в моменты, когда почва уходит из-под ног, а тебе, например, надо встать на галерке во весь рост и на фоне сотен человек, перекрыв голосом шум, задать самый неудобный вопрос для президиума, глаза у Ника непроизвольно наполнились слезами. И сквозь соленую линзу он увидел тот самый мир абсолютной единицы. Искрится радужка Дэна Заневского, она цвета майской зелени в старице Волхова. Электро-белый свет клиники нестерпимо резок, мир вокруг оказывается разлинованным в хай-тек геометрию. А пакет с бионикой, которая сделает эту картину мира новой константой, медленно уплывает за край стола…
Наверно, это сработали рефлексы. Когда что-то падает, рушится, ускользает от нас – мы кидаемся за этим вслед, в любую бездну, не давая разбить и разбиться. Ник резко развернулся, пытаясь ухватить сверток рукой. Но пальцы встретили сопротивление. Не понял…
– Моряна! Ясна!
На Ника испуганно пялились два кудрявых чуда в перьях, пардон, в комбезах. И с бантами. Но их цепкие ручонки продолжали тянуть у Ника сверток.
