Они очень много обсуждали с мамой эту проблему, мама обладала необыкновенной интуицией и прозорливостью в подобных делах, ее талант даже был замечен местными властями, и ей неоднократно предлагали работу следователя, но она ни за что не соглашалась, поскольку любила свою работу школьной учительницы, да и лезть во все эти грязные дела ей не хотелось, единственное, что она делала, так это старалась помочь своему мужу, которого очень любила.
Поздно вечером, когда, родители обсуждали свои дела, считая, что мы с сестрой уже крепко спим, хотя моя младшая сестра действительно крепко спала в это время, а я через открытую дверь детской комнаты слушала их разговоры. Эти разговоры были очень интересными, очень серьезными, они будили во мне понимание того, чем они занимались целый день пока находились на работе.
И чего я только не наслушалась. Очень часто они обсуждали документы, которые давали читать только членам коммунистической партии. Особенно они ужасались поведением и преступлениями какого-то неизвестного мне Берии, который надо сказать меня не очень интересовал, но это было значительно позднее.
Обсуждая дела на заводе, отец часто говорил:
– Воры засели, зацепиться не за что, везде круговая порука.
Они также много говорили о России, о русских. Разговоры будили во мне счастье и радость от того, что я русская, что я принадлежу к тому особенному народу, который совершил революцию и построил Советский Союз.
Утром я всегда для подтверждения спрашивала у мамы:
– Мама, а я русская?
– Русская, конечно, – быстро отвечала мама, убегая на работу.
А я, счастливая, оставалась с сестрой дома, полная радости и величия, оттого, что я русская.
Если дело было летом, то мы с сестрой шли на улицу и гуляли, где хотели, часто босиком и в легких одинаковых ситцевых платьицах и панамках, сшитых из одинакового материала, умелыми мамиными рукам.
Обычно я крепко держала за руку мою сестру, худенькую, похожую на цыпленка с тонкой шеей, белокожую с широко открытыми синими глазами и светлыми волосами в контраст мне смуглокожей, крепко скроенной, с темными волосами и зелеными глазами восточного типа. Как у нас говорили, сестра была в папину породу, а я в мамину.
Позже мне удалось установить, что папа был чистопородно русский, а мама – настоящий интернационал. Будучи коренной сибирячкой, она имела украинцев, поляков, немцев, корейцев среди своих ближайших родственников – родителей, дедушек и бабушек и совсем немного русской крови.
И эта многонациональная кровь всегда играла во мне, давая разные впечатления и ощущения в жизни. Приезжая на Украину, я сразу сливалась с людьми и природой и говорила себе:
– Вот это мой дом, вот это моя жизнь!
И недавнее осквернение Украины бандеровцами с помощью американских рук, обагренных кровью многочисленных народов, было для меня, как пуля в сердце.
А «ненавистные поляки»! Я всегда восхищалась их умением так красиво организовать свой быт, свою жизнь! Живя еще в Сибири, я пыталась учить польский язык, чтобы читать польские журналы, имеющие массу полезных советов. Журналы приходили к нам в библиотеку только на польском языке.
Но самое «ужасное и позорное» для меня в то позднее послевоенное время было иметь немецкую кровь. Эта кровь также кипела во мне в виде страсти все выстраивать в логический порядок, раскладывать по полочкам, докапываться до самой сути вещей, все сравнивать, анализировать и извлекать смысл, часто экономический из всякой мелочи. Я стала очень сильно скрывать эти качества после того, как кто-то обозвал меня «немкой».
