– Когда кажется, креститься надо, молодой человек, – усмехнулся следователь, – только ненормальный решится на подобный прыжок. Тут же не меньше тридцати футов…
– Тем более что с подобной высоты никто из-за бумажника рисковать не будет, – заметил Тартищев. – Сдается мне, это здание примыкает к дому, где проживал Дильмац?
– Не совсем-с, – ответил Задиреев, – между крышами зазор имеется около сажени шириной. Но при сноровке его можно запросто перепрыгнуть.
– Ты давно там бывал? – спросил Тартищев, не сводя глаз с конька крыши, с которой, предположительно, спрыгнул убийца.
– Да нет, не приходилось, раньше особой надобности не было. Снизу смотрел, знаю, что к чему, а так по чердакам дворник ходит, бочки с водой да ящики с песком на случай пожара исправно раза два в неделю проверяет. И мне еще вчерась докладывал, что все спокойно на вверенном ему участке.
Божко недовольно цыкнул зубом и сердито посмотрел на Тартищева:
– По-моему, Федор Михайлович, вы совершенно без всяких на то оснований пытаетесь свести оба убийства в одно дело. Проще надо мыслить и не превращать все в спектакль.
– Простите, Аркадий Маркович, но, думаю, мне как начальнику сыскного отделения позволительно уточнить некоторые детали, которые кажутся несколько странноватыми. Два убийства неподалеку друг от друга и почти в одно и то же время…
– Федор Михайлович, позвольте мне проверить? – Алексей подошел к стене здания. – Я попробую взобраться наверх и посмотреть, что к чему.
Тартищев с изумлением уставился на него.
– Сдурел, однако? Тут же отвесная стена!
– Не совсем, видите, несколько кирпичей выпало… – Не договорив, Алексей подпрыгнул, ухватился пальцами за верхнюю плаху забора, ловко подтянулся, потом уцепился за края выемки, образовавшейся на месте выщербленных непогодой кирпичей, ногу поставил в ту, что ниже и поменьше, и в мгновение ока оказался на черепичной крыше.
Присев на корточки, он некоторое время рассматривал черепицу в том месте, откуда, предположительно, мог спрыгнуть убийца, и наконец ликующе прокричал:
– Есть, есть следы! Такие же, как внизу, кусочки мха и иголки… – Он поднял голову и вдруг, не произнеся ни слова, побежал, хватаясь за края черепицы, к одной из десятка печных труб, возвышавшихся над крышей, скрылся за ней, но через мгновение выглянул и прокричал еще более радостно: – Здесь он отсиживался, за трубой. Тут прямо лес настоящий. Тополь растет и сосенка маленькая. Видно, семена ветром занесло, а крышу мохом затянуло. Вот тут заметно даже, как сапог у него соскользнул, и веточка у тополя надломлена. Совсем еще свежий надлом, листья почти не завяли…
– Видите, Аркадий Маркович, – не скрывая своего торжества, Тартищев посмотрел на следователя, – убийца действительно спрыгнул с крыши.
– Я с вами ни в коей мере не согласен, Федор Михайлович, – сухо произнес Божко и, вытащив из кармана табакерку, принялся набивать короткую, украшенную причудливой резьбой трубку. – Вполне возможно, там лазил дворник или мальчишки гоняли голубей.
– Алексей, – Тартищев словно не обратил внимания на ту порцию яда, которую излил на него судебный следователь, – посмотри, не пришел ли он со стороны дома Дильмаца?
– Хорошо, – раздалось на крыше, и быстрые шаги загрохотали по черепице.
Прижав здоровой рукой фуражку к голове, Тартищев заспешил во двор, за ним засеменил, придерживая шашку, надзиратель. У трупа остались два городовых в темно-зеленых мундирах и серо-синих шароварах. Взяв шашки наголо, они встали на караул на некотором расстоянии от трупа, чтобы перекрыть доступ зевакам, вот уже второй час толпившимся в начале переулка, и где пребывал на посту еще один городовой с огромными усами, внушительно торчавшими из-под черной суконной шапки с козырьком и латунным номерным знаком с гербом Североеланска.
