– Нет, кормчий, эдак не пойдёт, – усмехнулся и покачал головой Лопырёв. – Я верю, что ты отдашь мне деньги после полгода. Но вся беда в том, что они мне нужны сейчас! И я буду очень тебе признателен, если ты рассчитаешься со мной завтра.
– Понятно, ты собираешься вылепить из меня дурака, – усмехнулся старец. – Прикрываясь сыном, ты решил, что тебе всё можно. Но даже уголовники держат слово, если дают его, а ты…
– А что я? – вздохнул Лопырёв. – Ты заплатил, я сделал. Но всякое может случиться, кормчий. Нет-нет, попика из застенок не выпустят однозначно, только вот… – Он покачал головой и пожал плечами. – Агафья… Она же не знает, по чьей злой воле попал на кичу ее сын? А вдруг кто-то донесёт ей о твоём участии? Нет-нет, на меня не думай, но мало ли в Самаре доброжелателей?
– Откуда ты знаешь, что попик её сын? – сузил глаза Андрон. – Я сам об этом узнал только-только, а ты…
– Нет, этого я тебе сказать не могу, – помотал головой Лопырёв. – Да ты не сердись, кормчий, об этом родстве никогда и никто от меня не узнает.
Андрон на минуту задумался, после чего сказал:
– Слушай, прохиндей, я дал тебе сто двадцать пять тысяч за плёвое дело, потом дам ещё сто семьдесят, как дело будет сделано. К этим деньгам приложи свои, покупай кораблики и меня не тереби. Я тоже не лыком шит, Гаврила, и одурачить меня тебе не удастся.
– Я не знаю, что будет полгода спустя, – вздохнул Лопырёв. – Сегодня царские деньги ещё имеют какую-то ценность, а завтра… Они, к сожалению, с каждым днём теряют в весе. Да и тебе совет бесплатный: вложи всё, чем располагаешь, в моё предприятие. Не сомневайся, не прогорим, моё чутьё ты очень хорошо знаешь.
– Как жёстко ты меня берёшь в оборот, Гаврила, – усмехнулся Андрон. – Как отличный вымогатель. Главное, ты не рискуешь ничем, а я – всем своим состоянием.
– Да брось, кормчий, не прибедняйся, – хмыкнул Лопырёв. – Ты не обеднеешь, отдав мне прямо сейчас каких-то триста двадцать тысяч. И Агафья ничего не узнает, и мы оба в накладе не будем. У тебя, по моим подсчётам, ещё миллион останется. И его я советую в открываемое мною предприятие вложить. Если деньги скоро менять начнут, твой миллион в бумажки обратится, и ты с мёртвыми купюрами останешься.
– Давай так поступим, Гаврила, – сказал старец, – я подумаю и сообщу тебе своё решение.
– Хорошо, – пожал плечами Лопырёв. – Только не вздумай от меня как-то избавиться. Мой сын в курсе всех дел моих. Умру я скоропостижно от твоей руки, то и ты внезапно скончаешься. Верь мне, дело говорю, ты меня знаешь…
* * *
Баню истопили жарко. Тем, кто не любит париться, не провести в ней и пяти минут. Ну а для любителей похлестать себя в огнедышащем пару веничком в самый раз! Насладиться жаром, взбодриться, попить в клубах пара кваску, облиться холодной водой… Это мука для посторонних, а для знающих толк в тонкостях русской бани – нега и просветление.
Скопцы в Смышляевке затопили баню с раннего утра, к обеду она уже была готова.
– Ну что, идём? – протянул старец руку Силантию. – Сейчас в самый раз, банька нынче для тебя топлена.
– Как для меня? – удивился тот, вставая с кровати. – А другие что, мыться не будут?
– Ну почему ж, помоются, кому что останется, – сказал Прокопий Силыч, беря его под руку и направляя к выходу из флигеля. – Сегодня банька для твоего лечения истоплена и мыться в ней будешь ты.
Старец привёл Силантия в баню и заставил забраться на верхнюю полку.
