Услышав шаги, Агнешка отскочила от двери и затаилась в тёмном коридоре за напольными часами.
«Какой странный разговор», – подумала она.
В это мгновенье из маленького домика на часах вылетела кукушка и оповестила своими пронзительными «ку-ку», о том, что наступило время ужина.
***
Пётр Витольдович вошёл в гостиную. Он поприветствовал каждого из мужчин пожатием руки, отпустил несколько сдержанных комплиментов напудренным женщинам, а потом громко объявил:
– Прошу к столу!
Гости оживились и начали занимать свои места.
Виолончелист Нахалов, как обычно, устроился около икорных тарталеток, а художник Каралькин сел поближе к билгорайскому пирогу.
Справа от Петра Витольдовича каждый раз почётно располагался профессор Бегельфер. Но в этот раз Лев Филиппович вежливо предложил своё место пожилой актрисе Анфисе Карловне Прыщ. Гостья с радостью приняла это предложение и поспешила усесться возле хозяина дома.
Агнешка заняла место напротив своего папеньки, с такого ракурса ей открывалась удачная панорама на весь бомонд.
Традиционно на званом ужине обсуждались события светской жизни. Гости делились своими успехами, рассказывали о планах на будущее. Когда же подходило время завершать вечер, Пётр Витольдович, намекая на это, многозначительно смотрел на часы и громко спрашивал: «Который час, господа?!» Тогда гости вдруг вспоминали, что уже совсем поздно. Они вежливо благодарили за приятный вечер и очень быстро расходились по домам.
– Друзья мои! – раздался голос банкира Ключникова, толкающего салфетку за свой воротник. – Вопиющий случай произошёл в столичном университете! На лекции студенты освистали профессора Плющевского. Добрейшей души человек! Великий историк! Я знаю его многие годы!
– И отчего же студенты проявили такое неуважение к своему учителю? – поинтересовался Пётр Витольдович.
– Им, понимаете ли, пришлось не по нраву, как профессор читал лекцию! Не оригинально, понимаете ли!
После этого банкир взял паузу и сердито посмотрел на юных особ, сидящих напротив него.
– Сочувствую профессору! – вступил в разговор генерал-адъютант Бибиков. – Молодёжь совершенно отбилась от рук! Ещё немного и они перестанут при встрече прикладывать руку к козырьку и уступать дорогу. Позвольте узнать, какое же наказание постигло бунтарей?
– Троих исключили, ещё двое получили выговоры, а зачинщик отправлен в карцер, – с довольной ухмылкой ответил Ключников и снова бросил грозный взгляд на сидящих напротив.
Наконец-то к столу подали горячее, и гости вооружились ложками. Спустя несколько минут осуждающее молодёжь бурчание сменилось восторженными возгласами.
– Чудесный суп-пюре, не правда ли?! – заискивая, к Петру Витольдовичу обратилась Анфиса Карловна. И, не дожидаясь ответа, тут же продолжила:
– Пётр Витольдович, слышали ли вы что-нибудь о художнике Монашкине? Очень талантливый и благочестивый молодой человек!
– Признаться, я впервые о нём слышу, – любезно ответил Пётр Витольдович. – Но, если он и в правду талантлив, я уверен, что в скором времени мы прочтём о нём в газетах.
После этих слов Анфиса Карловна часто закивала головой, давая понять Петру Витольдовичу, что она разделяет его мнение. При этом шишка седых волос то и дело скакала на её узкой голове.
– Анфиса Карловна, вы это о ком?! – с другой стороны стола послышался вальяжный голос художника Каралькина. – Кто этот Монашкин?! Один из тех шарлатанов и бездарностей, которые называют свою примитивную мазню особым видением?
