Своими воспоминаниями о тех днях Медведев делился в 1994 году:
– Сгустилась обстановка вокруг здания ЦК КПСС. Собралась возбужденная, агрессивная толпа, возникла угроза стихийного захвата и разгрома зданий ЦК. Об этом мне сообщили Купцов (первый секретарь ЦК Компартии РСФСР. – Н.З.) и Дегтярев (заведующий идеологическим отделом ЦК КПСС. – Н.З.). Президент и – по его поручению – Примаков разговаривали по этому вопросу с Поповым. Бушующая толпа была отведена от здания ЦК, и эпицентр уличных событий переместился на Лубянку, где были предприняты попытки разрушить памятник Дзержинскому. Вмешался Станкевич, заявив, что памятник будет демонтирован с применением техники и правил безопасности. По наблюдениям и оценкам очевидцев, это были уже не те люди, которые смело и самоотверженно встали на защиту Белого дома. Там царили подтянутость и дисциплина, а тут – бушующая толпа хулиганов, в которой было немало пьяных. Конечно же, не обошлось без организаторов и подстрекателей…
Любопытные детали изгнания людей из служебных помещений на Старой площади приводит А.С. Черняев, тогдашний помощник Президента СССР, а затем сотрудник Горбачев-фонда.
По его словам, президент не предупредил своего помощника о том, что согласился на захват российскими и московскими властями здания Центрального Комитета. Однако те, кто захватывал здания ЦК, были предупреждены, как следует обращаться с цековскими работниками, а как – с сотрудниками аппарата президента.
– Мой кабинет, – рассказывает Черняев, – может, по злому умыслу Болдина, находился еще там, на Старой площади. Я сидел и работал. Вдруг заговорило выключенное обычно радио: диктор монотонно и угрожающе повторял, что дается один час для сбора личных вещей, после чего все оставшиеся в здании будут задержаны. Я с моей верной Тамарой и еще одним сотрудником из президентского протокола, зашедшим в это время ко мне, Владимиром Ивановичем Масаловым, оскорбленные, решили не подчиняться. Спустились к выходу часа через два. Нас остановили. Повели было через задний ход к Ипатьевскому переулку, но у ворот бушевали толпы. Знакомые милиционеры предложили вернуться в здание. Стоим, ждем. Кто-то, приставленный к нам, куда-то не раз бегал. Потом вывели нас вниз, в подвальные этажи. Там опять долго с кем-то созванивались. Наконец, повели дальше вниз, и мы оказались в слепяще освещенном «спецметро»…
Черняев замечает: он, проработавший столько лет в аппарате ЦК, помощник генсека и президента, впервые узнал таким вот образом о существовании этого «объекта». В вагончике его переправили в Кремль.
Президентский помощник кокетливо заявляет: ему, мол, неведомо, почему их не бросили в толпу, как всех остальных, выходивших из ЦК в этот «назначенный» час.
– То ли потому, что я еще был «народный депутат» со значком, то ли потому, что я из президентской службы, даже помощник, а не из аппарата ЦК, то ли потому, что сам «жертва» путча… Не знаю, кто решал, как быть с нами.
Вот и верь после этого байкам о стихийности происходившего, о народном гневе. Оказывается, собравшиеся действовали по четкому плану, заранее зная, кого вывозить со Старой площади в Кремль в «спецметро», а кого, как изящно выразился переполненный демократическими ценностями Черняев, «бросать в толпу».
Вскоре стало известно имя того, кто по внутренней радиотрансляции потребовал от работников ЦК освободить служебные кабинеты. Это был Александр Ильич Музыкантский.
