– Сам ты Антанта!
На самом деле мне нечего было им сказать, потому что большинство впечатлений я терял. Например, когда мне в первый раз вырвали зуб мудрости. Подцепили щипцами и вырвали к ядрене-фене. Из-за заморозки я не чувствовал боли. Только на секунду почувствовал соседний зуб, служивший упором.
Потом я шел домой, харкал кровью в зеленые листы мать-и-мачехи и подорожника.
И только теперь я подумал о Петре и море. Интересно, если море вытекает из лунки вырванного зуба, а потом некоторое время скапливается за щеками. Болтается. А потом хоп – плевок, буря.
Кажется, один из моих плевков тогда угодил в шляпку белого гриба, и я пожалел, что оставил вырванный зуб в урне. Пусть в крови, а все-таки белый.
Однажды я обратил внимание на то, что у нас в городе весной красят белой краской почти все деревья, кроме берез. Тополя, клены, дубы – почти все деревья. А березы не красят. Зато зачем-то красят серые фонарные столбы.
Кстати, когда я сильно болел, мне постоянно виделись эти накрашенные столбы, я шел, шел мимо них, будто столбы были верстовые. Я шел навстречу белому яркому пятну. Тогда-то мне и приснился мой страшный сон.
– Ну, была такая девочка Александра Филипова. Маленькая такая. На физкультуре стояла вторая с конца, как маленький столбик-чпок-филипок. Такую можно зашибить одним щелбаном. Ну, ходили слухи, что она ко мне испытывает симпатию. А однажды она подтянулась больше меня на соревнованиях. Потом извинялась. Мы знали, что она занимается гимнастикой. Но все равно мне было обидно. Невыносимая пытка. Ну, не знаю я!
– А что ты знаешь?
– Да дурой она была! Задавала все время какие-то странные вопросы. Кто на свете всех сильнее, кто на свете всех умнее.
– И что ты отвечал?
– Я думал, она надо мной издевается. Ведь она только что подтянулась больше всех в классе. Не хватило ума нормально ответить.
А может, рассказать им про учебу, чтобы отстали. Про свою соседку по парте. Хотя – это была не Александра.
Листы из тетради
Неожиданно для себя он обнаружил, что проявляет интерес к белокурой сокурснице.
Весь вечер он с вожделением думал о ее юной груди, голубых глазах и белой заячьей коже. Ее соски не могут быть иного цвета, чем глаза: они столь же прекрасны и выразительны, думал он, голубые… Но с другой стороны как к ней подойти, как это сделать? Мы совершенно разные люди, она чистая, как родник, как голубой стог сена. Это так сложно – сговориться с ней, чуждым миром, понравиться. Так сложно.
Сон разрешил все трудности. Ему снилось, что они сидят рядом, над чем-то смеются, друг с другом заигрывают. И вдруг она в своей радости и нежности прижимается к нему пухлыми губками, касается… Как все, оказывается, просто, нет ничего проще – сблизиться с белокожей девушкой с губками…
Утром во время лекции он очутился за одной с ней партой: просто подошел и сел, выбора не было. Соприкасаясь с ней локтями, он пытался вспомнить, была ли у них во сне интимная близость.
И даже с помощью любовных стихов французских поэтов он пытался припомнить хоть один момент, хоть один толчок…
Вдруг она красными чернилами начала рисовать на белоснежнейших листах шикарнейшего и дорогущего издания стихов незамысловатый орнамент с цветочками. Так и надо, так и должно быть. Только любовница может позволить себе такую экстравагантную выходку.
Получился какой-то красный вензель. Экстраинтимный вензель в самом уголке. Похожий на лифчик вензель. Он заглянул в вырез летнего сарафана и увидел полные белые груди, обтянутые розовым узором бюстгальтера. От того, что кожа была слишком белой, розовый цвет казался скорее алым.
