– Битва о красоте уж близка, дети мои! Придите ж к родимой на помощь. Мне придется предстать на суде красоты, богиней и непревзойденным образцом которой я с рожденья являюсь, и все ж я немного боюсь! Не другой ли богине достанется золото яблока из гесперийского сада? Ведь Гера с самим Зевсом ложе и престол разделяет, и сама скипетром царским владеет, а могучую Афину – царицу войны и сражений, еще все называют богиней мудрейшей. Поэтому летите со мной и сделайте так, чтоб троянский пастух яблоко мне присудил.
Улыбколюбивой Киприды слова услыхав, Эроты матери милой веленья охотно послушались: следом все полетели они за ней веселой толпою. Скоро достигли они крутых перевалов Идейских, где юный Парис сторожил стада, достоянье Приама, но сделать ничего не успели.
Шкурою горной козы был одет Парис в ту пору; спускалась с плеч его низко она, покрывая и спину, и бедра. Посохом крепким своим быков погонял он, и часто
брал в свои руки свирель и, бродя за пасшимся стадом, песню звенящую петь заставлял тростники луговые.
Тут пастух Гермеса узрел с жезлом златым, петасом крылатым на голове и такими же талариями на ногах. Тотчас в страхе отбросил свирель, песню лишь только начав, ее оборвал, не закончив, ведь бессмертных богов он дотоле не видел. С речью такой обратился Киллений к застывшему пастуху, пораженному страхом:
– Брось ты подойник пастуший и с пастбищем пышным на время расстанься, будешь, любезный, ты нынче великих богинь, бессмертных обитательниц неба, судить судом справедливым. Прелесть их дивной красы оцени и яблоком этим златым ту, что прекраснее всех, ты наградой желанной порадуй.
Вот что, передавая гесперийское яблоко, Гермес приказал; и, взор устремив безмятежный, суд свой Парис попытался свершить над каждой богиней. Блеск их очей он узрел, в золотых ожерельях точеные шеи, и пышность уборов, и роскошь нарядов, тонких лодыжек размер и узкий след от подошв.
30. Париса, как судью, соблазняют дарами богини [30]
Парис улыбнулся и руку поднял; но суда не дождавшись, с речью такой к нему тотчас совоокая обратилась дева Афина:
– Чадо Приама, свой взор отврати ты от Зевса супруги, и Афродиту не чти, что царит лишь в спальных покоях, честь быть самой красивой ты могучей Афине воздай! Я за это вдохну в тебя великую силу, будешь ты героем могучим, спасителем тысяч мужей в тяжелых сраженьях, грозной Эни́о рука тебя поразить не посмеет, выберешь меня, – и я научу тебя доблести ратной…
Много еще чего говорила Парису воинственная дева Афина, но, прервав ее властно, благоухая сладостным ароматом амбросии и чистейшего масла, которыми она умастила свое прелестное, как у совсем молодой женщины тело, белорукая молвила Гера:
– Не слушай ее, юноша, если хочешь стать Приама наследником! Если присудишь ты мне награду прекрасную нынче, я властелином тебя не только над Троей – над Азией всею поставлю. Презри же воинский труд! Что за дело самому царю до сражений? Царь повелевает и самыми храбрыми, и самыми сильными. Так же пренебреги красотой Афродиты, ведь она подобна красоте наложницы или гетеры, которых ты можешь много иметь за золото или подарки. За тебя, юного владыку Троады, выйти замуж будут рады самые знатные, красивые и добродетельные девы.
Такие обещания Парису Гера давала, но тут пеплосом Киприда взмахнула высоко, складки его чуть приподняла, на миг со стыдливостью женской расставшись, Пояс слегка распустила. Грудь бесподобную слегка обнажила Киприда свою и ее несравненную красоту показала, после ж со сладкой улыбкой она к пастуху так обратилась:
