Ахилл - страница 59

Послушный богине царь Ликомед спрятал Ахилла среди своих девушек-дочерей и дал ему новое имя Пирра, потому что у него были рыжевато – золотистые волосы, а рыжий по-гречески означает пиррос.

Стаций поет, что секрет Эакида, скрывавшего пол свой в женском обличье, одна лишь Деидамия, самая красивая ликомедова дочь, быстро узнала.

Заметив заинтересованные взгляды сына, обращенные к Деидамии, молвит Фетида, момент улучив, обнимая Ахилла:

– Ну, что теперь скажешь, сын мой любимый? Ужель так тяжело тебе притворяться средь этого приятного хора, руки с девами сплетать в хороводе? И что хорошего ты оставил под Оссой и Пелиона хребтами? Грязную пещеру со старым человекоконем? Как хороша эта дева! О, если бы я на коленях внука держала и о двоих сочетала заботы!

Смущенный Ахилл отводит в сторону взгляд, нежным покрываются щеки румянцем, уж совсем не против он женского платья. Однако, как только мать покинула остров, он так сам себе говорит:

– Зачем я так покорен заветам матери боязливой? Ужель так и потеряю в узилище мирном бурной юности лучшие годы? Уж нельзя и копья здесь мне держать, и пугливых на острове тварей преследовать? Где гемонийские долы и реки? Жаждешь уже ты моих кудрей обещанных, Сперхий плаваний ждешь? Разве нет уваженья к питомцу, который край твой покинул? Не ходят ли слухи, что я уж далеко в волнах стигийских пропал, и плачет мудрый Хирон, скорбя по Ахиллу? Нынче же ты, о Патрокл, мой лук натягивать будешь и управлять лошадьми, для меня что вскормлены были! Я ж упражняться уже научился с тирсом, обвитым винной лозою, и нить истончать – в этом стыдно признаться! Не замечаешь, Ахилл, ты огня, которым охвачен ночью и днем, и страсти возлюбленной девы? А раны, жгущие душу, доколе ты будешь травить? Неужели то, что ты муж, доказать – о позор! – не сумеешь любовью?

Вскоре Пелиду, скрывшемуся от всех на Скиросе в женском обличье, стало очень нравиться пребывание на острове этом и, конечно же из-за красивейшей дочери Ликомеда. Они встретились в то дивное время, когда праздновал Скирос День Паллады Прибрежной. В это прекрасное утро сестры, что рожденные царем Ликомедом, вышли за отчие стены дары принести для богини, кудри под шлемом коринфским листвой ей увить и копье цветами осыпать. Все они были дивно красивы, и все – в одинаковых платьях, все уж достигли предела стыдливости нежной, и годы зрелости уже наступили, и девственность к браку готовы были принесть. Как не сравнимы с фиалковенчанной Афродитой ни богини, ни нимфы, как и Артемида наяд превосходит своею красою, так же и Деидамия, девичий хор возглавляя, пленительным блеском других сестер своих затмевала. И полыхает пурпур нежнее на ее румяных девичьих щеках, и ослепительней свет украшений, и злато ярче и лучезарней на ее запястьях и шее. Не уступила б она богине самой красотою, если б та сбросила змей с могучей груди и без коринфского шлема осталась. Издали лишь увидел Пелид Деидамию, ведущую девичий хор свой, как не опытное замерло сердце, страсти огонь незнакомый по всему телу разлился.

Ахилл за годы, проведенные у мудрого кентавра, никого из женского пола не видел кроме своей кормилицы жены Хирона Харикло и его дочери Гиппы, бывшей Пелиду, почти сестрой. Потому не желает молчать овладевшее юношей страстное чувство – пламя, дрожа, вырывается вдруг на лицо и на тонкие губы, щеки украсив румянцем и выступив потом прозрачным. Внезапный огонь на щеках, золотистым покрытых пушком – то бледнеет, то пламенем ярким разгорается с новой силой. Дикий Ахилл священное действо мог бы нарушить, толпы не страшась и про возраст забыв свой, если б его почтение к матери не удержало. Так же и в стаде коровьем бывает, что будущий вождь и родитель, хоть до конца не успели рога у него закрутиться, только увидит сверкающе-белую телочку в стаде – дух пламенеет, уста наполняются пеной первой любви; пастухи его пыл бичом остужают не сильно со смехом.