Академик Пирогов. Избранные сочинения - страница 37

Наконец, не в одном материальном отношении считаю я зондирование Гарибальди покуда бесполезным и даже вредным; оно может сделаться вредным и в нравственном отношении, если поколеблет доверие больного…

Все искусство врача состоит в том, чтобы уметь выждать до известной степени. Кто не дождавшись и слишком рано начнет делать попытки к извлечению, тот может легко повредить всему делу; он может наткнуться на неподвижную пулю, и попытки извлечения будут соединены с большим насилием… Кто будет ждать слишком долго, тот, напротив, без нужды дождется до полного образования нарыва, рожи и лихорадки…

Мой совет, данный Гарибальди, был: спокойно выжидать, не раздражать много раны введением посторонних тел, как бы их механизм ни был искусно придуман, а главное – зорко наблюдать за свойством раны и окружающих ее частей. Нечего много копаться в ране зондом и пальцем…

В заключение скажу, что я считаю рану Гарибальди не опасной для жизни, но весьма значительною, продолжительною».

Письмо о ране Гарибальди Николай Иванович Пирогов направил министру Головкину, тем самым невольно сообщая о своих связях с великим революционером. Получив письмо Пирогова, министр срочно явился к царю с докладом, вернее с доносом. Над Пироговым снова стали сгущаться тучи. Что бы Пирогов ни делал, все закономерно заканчивалось государевым гневом и травлей со стороны тех, кто был обойден нравственными основами, талантами и трудолюбием.

Еще одно событие ускорило отставку Пирогова. 4 апреля 1866 года, когда император Александр гулял по Летнему саду вместе с герцогом Лейхтенбергским и принцессой Марией Баденской, в него выстрелил студент Дмитрий Каракозов, но не попал. Именно этот выстрел Каракозова оборвал заграничную командировку Пирогова. Новый министр народного просвещения граф Дмитрий Толстой, обер-прокурор синода и ярый враг народного просвещения, без церемоний сообщил Пирогову, что «освобождает его, Пирогова, от возложенных на него поручений как по исполнению разных трудов по учебной и педагогической части, так и по руководству лиц, отправленных за границу».

Приемная Н. И. Пирогова. Реконструкция в музее-усадьбе в Виннице.Современная фотография

Пирогов вновь вернулся в Вишню, но не отдыхать, а… снова работать. Работать так, как хочется именно ему, – никому не подчиняясь кроме собственной совести. Он приступил к активной лечебной деятельности. Из разных городов России спешили к великому хирургу люди. Пирогов писал: «Самые счастливые результаты я получил из практики в моей деревне».

Только за первые полтора года работы в деревне Николай Иванович провел двести серьезных операций – ампутаций, резекций суставов, литотомий. И ни одного случая рожи или гнойного заражения! Деревенская практика поражала Николая Ивановича. Раны, которые при самом тщательном уходе неизбежно завершались осложнениями, здесь заживали сами собой. Пирогов объяснял счастливые результаты тем, что «оперированные в деревне не лежали в одном и том же пространстве, а каждый отдельно, хотя и вместе с здоровыми». Пирогов расселял больных в крестьянских хатах порознь, активно использовал антисептические средства.

Уход Пирогова из профессуры оказался полезным для хирургии, именно потому что закончился деревенской практикой. На закате жизни, в отставке, в деревне, талант Пирогова раскрылся своими новыми гранями. Труды Пирогова поставили деревню Вишня в один ряд с Дерптом, Петербургом, Севастополем. Вот уж поистине не место красит человека, а человек место!