Академия бракованных людей - страница 24

Стрелки часов неумолимо клонились к вечеру, и настроение Ииды уменьшалось в геометрической прогрессии. Теперь студентка выглядела слегка помятой и обессиленной, но все равно мужественно держалась, пытаясь скрыть нарастающее недовольство за маской флегматичного отчуждения. Знакомый кабинет все приближался, как и время, к которому она должна была прийти.

Почти четыре. Четыре ноль пять, четыре десять… Вроде бы обещал подойти к четырем. Ну, не то что бы обещал, просто сказал, но все равно. От пунктуального человека такой подход выглядел как вопиющее неуважение, но чего она ожидала, в своем-то положении? Всего лишь ученица. Найдет время, значит найдет. Не найдет – не найдет.

Но если не смог найти, мог бы хотя бы предупредить. Быть может, вообще забыл о ее существовании сегодня… Иида села под дверью и склонила голову на бок. Пять вечера, в коридорах мертвенная тишина и горел противные, мерцающие лампы. Ни души, и что еще противнее – ни декана, ни одного.

Она уже начала дремать, когда услышала на этаже шаги. На сидящую у дверей студентку легла темная тень, та открыла глаза и вздрогнула. Против света мужчина выглядел пугающим, и даже немного жутким, но у нее это вызвало лишь легкое недоумение.

- Добрый вечер. – Рал протерла глаза и встала. Трудно было решить, что лучше – то, что преподаватель, наконец, пришел, или если б не приходил.

- Сейчас посмотрим, насколько добрый. – С ухмылкой ответил он, отпирая аудиторию, и, через минуту они уже были внутри.

- Я, в общем-то, выучила, что вы сказали, хотя сложно зубрить то что не понимаешь.

- Временно. – Бросил декан, довольно тихо, и, казалось, сам себе.

Девушка, спросив разрешения, взяла стул, и подсела ближе к учительскому столику. Тот некоторое время листал чужие тетради, как всегда очень быстро. Что-то в них черкал, а некоторые вообще отправил в мусорку, что вызвало у ученицы крайнее недоумение. Собравшись с духом, она начала рассказывать правила, где-то запинаясь, а что-то вообще додумывала, что вызывало у преподавателя короткие, злые смешки. Он часто качал головой, смотря с некоторой смесью презрения и удовлетворения. Будто то, что Хенгер слышал, было ровно таким, каким он ожидал.

- Я заставлю тебя их выучить. – Спокойно сказал он, прослушав все. – Природная тупость это одно, но лень, нежелание, неуважение… совсем другое. Слышала о комнате спокойствий у нас?

- Больше, чем нужно. – Ответила Иида и закатила глаза.

- Так вот. Еще пара таких ответов, и ты познакомишься с ней лично.

- Вы мне угрожаете? – В молодом теле копились недовольство и гнев.

- Да. – Спокойно сказал преподаватель, и даже немного лениво.

- Ясно. Я могу идти?

- Да. Завтра после пар будешь ждать меня здесь, или отправишься по назначенному адресу раньше срока.

Ничего не сказав, Юрала вышла, а как только дверь закрылась она, что было сил, ударила ногой по стенке, за которой находилась ненавистная аудитория. Если бы сейчас к ней явился дьявол, и предложил бы страдать сто лет в обмен на то, что ее декан будет страдать десять, она… отказалась бы. Зачем из-за кого-то мерзкого типа портить себе сто лет? Незачем. Он итак будет гореть, студентка была в этом уверена.

* * *

Тишина. Тишина была ее слабостью, всякий раз, когда она в ней оказывалась, в голову начинали лезть всякие бредовые идеи, страхи начинали плодиться. Даже если бояться, в общем-то нечего. Для параноика оставаться наедине с собой было чем-то… нормальным? Так казалось, но все вокруг давило, хотя было светло, и помещение было широким с высоким потолком. Никаких лишних теней, только кровать, привинченная к полу с белой подушкой. Безразмерная белая рубаха казалась холодной, чужеродной… Белые стены в глазах девушки, со временем, теряли свой кубизм, и чудились разноразмерными, иллогичными и кривыми. Все вокруг нависало, запах побелки сводил с ума, хотя был лишь галлюцинацией. Она ходила по кругу, что-то рассказывая себе под нос, и представляла, что это радио. Как ни странно, получалось. Фантазировала, что вокруг зима, и вокруг витают снежинки, просто Рал их не видит. Так или иначе, она любила белый цвет, и ничто не могло привить к нему страх и отвращение.