Я лишь кивнула и тоскливо вздохнула. Для начала, пошла домой, ополоснулась в простом летнем душей, смывая противные чужие прикосновения. Вовсе не о таких мечтает нежное девичье сердце в восемнадцать лет… Вовсе не о них. Да и честно говоря, о любви я думала в последнюю очередь. Больше о том, как выбраться из этого болота, куда зачем-то нас загнал отец.
Завела коров, пересчитала курей и гусей, пробежалась по двору, проверяя всё ли в порядке. Подмела мелкий мусор. Повседневные дела вытеснили плохие мысли.
- Покушаем и ложись спать, доченька. А я поговорю со старостой… - отец поцеловал меня в лоб, тыкнувшись колючим подбородком. Еще одна его особенность – он брился каждое утро, что тоже отличало его от деревенских. Но своей привычке он не изменял.
- Пап, давай уедем? Продадим хозяйство и подадимся в город? Я обещаю, постараюсь сдать экзамены хорошо и поступлю в училище. Видеть не могу этих деревянных стен и недовольных лиц…
- Нет, малыш. В городе опасно, там… слишком много острых глаз, - папа присел на стул рядом со мной и вытащил из-за пазухи маленькую коробочку. – Тут запасная линза. Новая.
- Но пап… они же очень дорогие… Откуда?
- Тихо, малыш. Твоя безопасность прежде всего. Надевай, и постарайся больше не терять.
Большая ладонь заботливо прошлась по рыжей волне, немного запутавшись в кудрях. Этот день, наконец, закончился.
А ночью в калитку постучали.
3. Глава 3. Волчьи когти
- Эй, Морковка, - я легко узнала Лаврика, дружка сына старосты. Он колотил в забор как умалишенный. – Выходи, ведьмина дочь! Признавайся, что ты сделала с Ренуром?!
Удар ногой о забор невозможно было проигнорировать. Я вскочила в чем была, то есть в тонкой льняной сорочке до пят, всунула израненные ступни в лапти и выбежала на улицу. Следом подтянулся и отец, моргая заспанными глазами. Он натянул длинную рубаху и подвязал повыше штаны.
- Что за шум, Лаврик? – гаркнул Сэнс Ирнол, распахивая калитку.
Тощеватый, по сравнении с моим отцом, парень, ворвался во двор, и, вращая безумными глазами заорал:
- Он умирает, будь ваша семейка не ладна! Сгорает заживо. И никакие лекарские штучки его не берут! – парень подбежал ко мне и схватил за ворот сорочки. – Это все ты! Ты! Зеленоглазое отродье!
В его словах было столько ненависти и лютой желчи, что я даже смешалась на минутку. А вот отец не растерялся, поднял пацана за шиворот и потряс, приводя в себя как нашкодившего щенка.
- Ты спятил что ли, малец? Веди давай, где разметили вашего горемычного. А мы пока соберем необходимое. – Он опустил Лаврика на землю, изрядно побледневшего. Похоже, парень забыл, что мой отец самый сильный мужчина в этой деревне и положит на лопатки даже самого старосту при желании.
Так всегда бывало. Если лекарка не справлялась, звали меня. Отец рассказывал, что до переезда в деревню, работал в столичных патрулях. И там же научился основам врачевания с помощью трав, выдержек и различных притирок с терпкими ароматами. И передал эти знания мне.
Вот такой двуличный тёмный народ. «Ведьмина дочь», но иди и лечи моего жеребчика, или занозу изгоняй из большого пальца дядьки Луки. Отец работал, а я часами сидела над книгами, изучая доступные мне рецепты. Не знаю почему, но возможность кому-то помочь всегда радовала, несмотря на косые взгляды местных.
И сейчас, я сперва испугалась, но потом пошла собирать свой походный короб со множеством свежих и не очень настоек, пучками луговых трав, заталкивая чувство собственного достоинства как можно глубже. А если, какая редкая травинка требовалась из леса – просила отца достать нужное. Ничего плохого про бабку Агафью сказать не могла, но вот что методы ее давно устарели, и травы она собирала не в срок – это знала точно. И если на когтях волка был какой-то яд, не дай Всевышний, вполне возможно, что лечение и не действовало.
