— Это высшее учебное заведение, которое специализируется на воспитание детей, которые вскоре встанут во главе нашей страны, — зафыркала голограмма, — а ты нарушаешь устои нашего старейшего учебного заведения. Если дальше так продолжится, то ты окажешься в опасности и перестанешь находиться под моим покровительством. А когда ты будешь существовать сама по себе, то это чудесное место будет для тебя настоящим адом.
— Ты мне сейчас серьёзно пытаешься угрожать? — в полном ужасе пробормотала я, рассматривая фамильяра, который должен был хранить покой академии. — К такому повороту событий меня жизнь точно не готовила!
— Поверь, я ещё даже не начинала угрожать или делать нечто подобное, — покачала головой лиса и ехидно прищурилась. — Просто предупреждаю о том, что грозит тому, кто перестанет слушаться и попытается выйти из-под моего контроля. Надеюсь, не нужно ещё раз пояснять, как работает система контроля? И будь добра, прочти брошюру, которую тебе выдали вместе с остальным. А теперь поторопись на занятия.
Меня аж передёрнуло от такой постановки вопроса. Надежда на безболезненное избавление от навязанных системных ограничений, канула в небытие. Подняв своё бренное тело с постели, с тоской поняла, что обед подходит к концу и мне надо продолжать отыгрывать роль милой и послушной ученицы. Вот только я не хотела и дальше, до скончания своих дней, быть подверженной этим идиотским стандартам, от которых меня буквально тошнило. Вот это беспокоило и не давало покоя. На что я вообще тратила свою юность?
В голове стоял лёгкий дурман, и подташнивало от осознания всей бредовости ситуации. Будучи запертой под отдельным куполом, я, наконец, осознала, для чего всё это было сделано. Чтобы никому из нас не было помощи извне. Приблизиться сюда без обнаружения просто невозможно. Каждый миллиметр пространства отслеживался и контролировался системой контроля и слежения. Чёрт! Надо было выбирать военное училище и уходить к тётке, с той можно было бы хотя бы попробовать поговорить.
Кое-как переставляя ноги, я доползла до нужного кабинета и устроилась на самой дальней парте, подальше от профессора и любопытных взглядов однокурсников. Общаться с ними не было никакого желания. А к тому же чувство огорчения и тоски сводили с ума. Меня буквально ломало из-за того, что я не могла связаться с Джаспером и была вынуждена терпеть одиночество в этой клетке, из которой невозможно сбежать. Она оказалась настолько надёжной, что это сводило с ума и вгоняло в ещё большее уныние и депрессию.
Воздуха не хватало, и ледяные щупальца сковывали по рукам и ногам. Они затягивали петли на шее и перекрывали доступ воздуха. Хотелось перекинуться в сирену и сбежать далёко-далёко, куда-нибудь подальше от всей этой показной мишуры и гламурного блеска придворных украшений. Пусть я и хотела навечно порвать со всем этой безумной вакханалией, но я где-то в душе оставалась маленькой девочкой, которой просто хотела, чтобы её любили и ценили родители, а не использовали, как красивую ширму, во время важных мероприятий и переговоров.
Неожиданно в классной комнате поднялась волна вздохов, томных стонов и перешёптываний. Оторвавшись от созерцания парты, я подняла голову и едва не подавилась воздухом. Мужчина с равнодушным видом устроился за кафедрой и, словно игнорируя существование своих же студентов, активно забубнил под нос лекцию. Я удивлённо осмотрелась по сторонам и попыталась понять, это так и должно быть: или я уснула и прибывала в мире своих фантазий и мечтаний. Объяснить толком я не могла, или просто не пыталась, смирившись с тремя провальными попытками побега, за сутки.
