Корнелия, вероятно, хотела для меня простой, обычной и безопасной жизни. И я тоже должна была её хотеть – особенно теперь, понимая, какова альтернатива. Понимая то, что усидеть на обоих стульях одновременно не смогу. Но столь же отчётливо, столь отчаянно – глядя на свой знакомый, родной и по-своему уютный мирок – я понимала, что тянет меня туда, к опасностям, секретам и магии. Огонь заискрился на пальцах, несколько искр сорвалось и упало в траву.
«Что, даже не скажешь ничего?»
«Что тут скажешь…»
Жители хутора на меня косились с любопытством – не узнавали. Я независимо подняла голову – медные волосы, красиво причёсывать которые я, несмотря на попытки Элы преподать мне пару уроков, так и не научилась, стекали по плечам и спине – восхитительное ощущение. Отец, наверное, в своей лавке – но у меня остались ключи от дома. Никто не ждёт меня… а вдруг что-то изменилось? Я уехала перед наступлением сентября, а сейчас уже конец апреля, вдруг у отца появилась какая-нибудь… дама сердца? Несмотря на полноту и возраст за пятьдесят, отец очень даже… Но мои подозрения оказались напрасными – наш небольшой двухэтажный дом, так разительно отличавшийся от шикарного особняка Фоксов, был тих и пуст. Более того, ничего, ничегошеньки в нём не поменялось – Джон Ласки явно не собирался устраивать свою личную жизнь, а просто жил и ждал меня.
И, наверное, не только меня.
Я прошла в кухню, в гостиную, поднялась в свою комнату – чистую и проветренную. Снова спустилась вниз. В гостиной на одном из столиков лежал единственный предмет, официально оставшийся от Корнелии – шкатулка с рукоделием. И хотя вышивка и вязание было последним, что ассоциировалось у меня с бедовой женщиной, давшей мне («Нам!») жизнь, я открыла бронзовую крышку и стала медленно перебирать металлические ножницы разных размеров в кожаных футлярах, пухлые игольницы, спицы, взяла в руки поблекшие от времени мягкие клубки мохнатых ниток, сжала пальцы. Ойкнула – воткнутая в клубок иголка впилась в ладонь.
- Корни..? - хриплый голос отца за спиной заставил вздрогнуть ещё сильнее, чем от укола иглой. Я медленно обернулась и посмотрела в его оплывшее, постаревшее, но такое родное лицо. Лицо застывшее, посеревшее, словно он увидел призрака – в каком-то смысле так оно и было.
А ведь за все эти годы он ни разу не называл мать по имени в моём присутствии - имя я узнала только в Академии, от Джеймса.
- Нет, папа, это я. Джейма.
Вздохнула и добавила:
- Чаю?
3. Глава 2.
Над горячими чашками поднимается лёгкий серебристый дымок, тает в воздухе. Сложно сказать, в чём заключается магическое воздействие этих самых чашек - в гладком ли фарфоре, мягко согревающем пальцы и ладони, в самом ли напитке, в этом объединяющем таких разных людей ритуале - почти синхронном вознесении молитв незримым чайным богам при поднятии чашек по неизменной траектории от солнечного сплетения к губам?
Главное, целебный эффект ритуала чаепития несомненен.
- У мамы был дар. Она наложила на меня заклятие изменения внешности, но нашёлся маг, который смог его снять.
- Заклятие изменения внешности? – отец был растерян. – Зачем, Джей?
- А зачем она сбежала от нас, пап? – вопросом на вопрос ответила я и поставила чашку на стол. – Зачем и куда? Ты никогда мне ничего о ней не рассказывал. Никогда и ничего!
Отец выглядел смущённым, растерянным. Но не виноватым. Так смущался старенький дедушка Ларса, когда проливал суп, не справившись с ложкой, или обнаруживал, что не до конца застегнул штаны – очень искренне, но как-то поверхностно, словно бы по заведённому порядку.
