В конце семестра от них забрали англичанку и куратора Зинаиду Михайловну. Время шло быстро, о ней мигом забыли, Мишка тоже, пока не встретил случайно на Невском. Загорелая, в короткой юбочке, Зинаида Михайловна, чему-то заразительно смеясь, сидела на коленях у молодого офицера. Встретившись с Мишкой взглядом, она неожиданно подмигнула и показала ему язык.
4
Девочка Оля, у которой Мишка так и не дорасстегнул сапог, решила взять над ним шефство и пригласила в театр. До этого Мишка был в театре только раз, случайно зайдя в Дом работников связи, где танцевали самодеятельные артисты балета. Увидев ну совершенно трагический подхват, когда двое бедолаг чуть не свалились в оркестровую яму, Мишка не выдержал, засмеялся и был изгнан разгневанными родственниками артистов. Но Кировский – это не самодеятельность, Мишка даже брюки погладил. И конечно, очень понравилась «Иоланта», хотя, засмотревшись, театральный неофит уронил бинокль с галерки, по счастью ни в кого не попав. Ответный Мишкин жест был тоже красивым – билеты на знаменитую постановку про писателя и лётчика Сент-Экзюпери. Но тут Мишка просчитался – купил билеты в первый ряд. Почему просчитался? Дело в том, что по ходу пьесы военный лётчик Сент-Экзюпери, возвращаясь с полётов и показывая, как он устал, каждый раз с силой бросал боевые перчатки на сцену. Бросил один раз, ну второй, ну третий… Находка, конечно, но режиссёр не учёл, что при каждом таком бросании со сцены поднималась пыль, у Мишки першило в носу, и он оглушительно чихал. На седьмой раз, не дождавшись очередного чиха, уже раньше еле сдерживающийся зал взорвался таким хохотом, что спектакль оказался сорван: Сент-Экзюпери и ещё одна актриса убежали, перчатки некоторое время одни сиротливо лежали на голой сцене, наконец занавес грустно закрылся.
Мишка с Олей получили по номеркам пальто, вышли на Театральную и пошли в тишине к автобусу. Под ногами скрипел выпавший снежок, светила холодная луна, Оля согревала дыханием свои варежки и, улыбаясь, искоса посматривала на него. Доехали до общежития, Мишка потоптался:
– Ну, я пошёл? – спросил неуверенно.
– Конечно, – Оля отвела глаза. – Спасибо, Миша.
Она ещё раз улыбнулась, но уже как-то про себя, чему-то далёкому, не относящемуся ни к её спутнику, ни к прошедшему представлению.
– Спокойной ночи.
В первый зачёт по физике Мишка чувствовал себя преужасно. Решающий рывок по подготовке он оставил на последнюю ночь и как раз в эту ночь обнаружил на хлипкой коридорной этажерке в своей комнате книжку без обложки, начала и окончания: «Старший начинает подпевать. Глаза мрачны, но в них зажигается огонёк, в жилах – жар. Но тихонько, господа, тихонько, тихонечко: “Здравствуйте, дачницы, здравствуйте дачники, съёмки у нас уж давно начались…” Туманятся Николкины глаза…» Мишка метался от учебника к неизвестной книжке, обратно к физике, и опять к книжке, не в силах бросить волшебный текст. Опомнился он только утром, вместе с бледным рассветом, подкрашивающим усталые веки, и ему стало страшно.
– Какой кошмар! – думал в панике. – Теперь меня выгонят, и всем будет за меня стыдно! Маме и папе, дедушке и бабушке…
Прозвенели склянки первого трамвая под окном, захлопала дверьми проснувшаяся коммуналка, заняли уборную. Мишка без аппетита съел бутерброд и поехал.
Первым, кого он увидел, был бледный Клёпин, уныло сидящий на подоконнике.
