Подпоясав бельевой резинкой ватную телогрейку, чтоб ветер не задувал, она повязала на голову старенький пуховый платок. Хоть и повылезал пух местами, а все одно платок теплый, куда лучше любой шапки греет. Да под шапку и косу трудно упрятать, а с сокровищем своим баба Ася ни за какой чак-чак[14] не расстанется. Ишь, удумали – простые орешки с медом чак-чаком называть! Пускай коса ее, прежде черная, как смоль, и толстая, будто плеть богатыря-батыра[15], теперь посеребрилась да истончилась, но, все равно, недаром в народе говорится: небо украшают звезды, мужчин – борода, женщин – косы.
Поверх вязаных шерстяных варежек с вышитыми маками натянула большие брезентовые рукавицы. Хоть и не сильно удобно, зато варежки не промокнут. Нашлась и подходящая поговорка: надел бедняк – откуда взял? Надел богатый – носи на здоровье!
Оцинкованное ведерко с мокрым песком было таким тяжелым, что лопату брать не стала, решила посыпать лед горстями: горсточка да пясточка[16] – та же пригоршня.
Управившись во дворе, хотела было вернуться домой, руки чуток погреть, но в ведре ещё оставался песок, и баба Ася свернула в переулок: вдруг кто припозднится, в темноте скользкого места не обминет, то-то будет ему праздник хорош. Недаром говорится: пока есть зубы – кусай, пока есть силы – работай.
«Ну, что ж, күз тимәсен![17] Пусть не сглазится!» – баба Ася сеяла песок на свежевыпавший снежок, превращая его в желтовато-коричневую липкую кашицу. Хоть и жаль портить такую красоту первозданную, зато скользить не будет.
К приятному удивлению старой дворничихи (будучи истой татаркой, она даже похлопала себя руками по бедрам), сегодня в переулке было светло – не иначе, начальники расщедрились, не пожалели электричества.
И тут она вдруг заметила под дальним фонарем, почти у самой уличной арки, знакомую ярко-голубую курточку – недалече как нонеча видала. Сердце заколотилось так отчаянно быстро, что бабе Асе подумалось, что оно сейчас выпорхнет из груди малым серым воробышком, да и улетит прочь, в небеса. Валенки стали неподъемными, а галоши, казалось, намертво прилипли к земле.
Она понимала, что нужно спешить мальчику на помощь, но испуганно топталась на месте, страшась, что уже опоздала.
В ушах зазвенел раздирающий душу крик, и баба Ася не сразу поняла, что это кричит она сама.
«Поди прочь, шайтан, черт проклятый! Алла кыргыры![18] Да проклянет тебя Аллах! Держись, Ромка, держись, батыр!»
Снег под головой мальчика стал багровым, приобретя уже какой-то ржавый оттенок. Но под носом плыл пар, превращаясь в маленькие, быстро рассеивающиеся белые облачка, инеем оседающие на Ромкиных губах.
«Мең-мең рәхмәт сина![19] Тысячу-тысячу спасибо тебе! – возблагодарила баба Ася Аллаха. – Дышит. Жив, был-былым[20], жив, соловей мой».
Она вдруг заметила выглядывающий из кармана курточки кончик розового шарфа, аккуратно потянула за него, стараясь не потревожить Ромку. Сначала хотела укутать мальчика, но шарф был слишком узким и коротким.
Дворничиха заметалась, пытаясь вспомнить, куда задевала свисток, который выдали ей в ЖЭКе лет двадцать тому назад.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
