«Ну, что ты! Это же нормальная мужская реакция!»
«Нет, не нормальная! И мне стыдно! Извини!»
«Глупости!»
«Нет, не глупости, потому что я тебя… люблю! Ирочка, можно, я тебя поцелую?» – вскочил я.
Она улыбнулась и медленно встала:
«Ну, иди, целуй…»
Я кинулся к ней, мы вцепились друг в друга и через пять минут оказались в ее постели.
Каждого из нас можно представить в виде хвостатой кометы: пышущее жаром ядро – сиюминутное состояние наших органов чувств, наше настоящее, и раскаленный, теряющий яркость хвост – наши воспоминания, следы нашего пребывания в прошлом. Чем длиннее и ярче хвост, тем своеобразней комета, тем решительнее она отличается от холодных небесных камней.
…Мы лежали на узкой кровати: я – на спине, Ирен – уложив голову мне на плечо и забросив согнутую в колене ногу на мои бедра. Поза абсолютного доверия, как я ее называю. Минуты, когда даже самая независимая женщина переживает состояние покорности. Мое размякшее ядро застряло на границе двух времен. Умиротворение, какого я уже давно не испытывал, переполняло меня. Бережно прижимая к себе мою белокурую, разомлевшую добычу, я рассеянным взглядом бродил по потолку, где трепетали стеариновые тени. Победивший все прочие запахи пряный аромат любимых волос ласкал мое обновленное обоняние, моя беззащитная кожа срасталась с теплой кожей Ирен, а на губах таял винный вкус ее губ. От оживленного в этот час коридора нашу келью отделяла тонкая дверь, и громкие, любопытные голоса жили и смеялись буквально рядом с нашей кроватью. Единственная досада, к которой следовало привыкнуть.
Далее тянулся раскаленный хвост подробностей: торопливо срывающие одежду руки, мечущиеся по обнаженному телу ладони, лихорадочные ненасытные поцелуи, каучуковая упругость набухшей груди, обжигающая дрожь твердокаменного копья, замирающий восторг копьеносца, короткий штурм крепостных ворот, вторжение, слепое упоение схватки, стонущий коллаборационизм осажденных, их ликующая капитуляция и судорожное исполнение заветной мечты. Каких-то особых инструкций перед штурмом я не получил и потому сделал то, к чему был приучен моим скромным опытом, а именно: при первых же спазмах любовной рвоты поспешно покинул радушную, гостеприимную крепость и опустошил себя на ее стены.
«О, какой ты у меня голодный!» – удивлялась Ирен, удаляя с себя обильные следы моей страсти.
Да, в постели она не новичок – таков был невольный итог моих первых впечатлений. Хоть я и был готов к чему-то подобному, признаюсь: ревнивое разочарование оставило на моем сердце чувствительную царапину. И все же, невзирая на досадный вывод, я лежал счастливый и растроганный, каким только и может быть мужчина, овладевший, наконец, любимой женщиной. Не желая выпускать Ирен из объятий, я заполнял молчанием паузу, которой не нужны слова, а лишь нежные потискивания и бережные поцелуи. Теперь, когда все любовные симптомы и приметы совпали, оставалось подтвердить диагноз делом. Разумеется, речь шла о браке. А как иначе? Ведь моногамия есть естественное и необсуждаемое продолжение взаимной любви! Невозможно даже вообразить, что Ирен могла бы принадлежать кому-то еще, кроме меня!
«Ю-ро-чка…» – тем временем выводила она пальчиком на моей груди.
«И-ро-чка… – подхватил я. – Ирочка, Юрочка – смотри, как складно! Это неспроста!»
«Да уж… – обронила она и пробормотала: – Мы Новый год не пропустим?»
