Но сегодня напряжение так и витало в воздухе, и исходило оно от Илоны и Сергея. Других артистов словно не существовало – настолько сильно заряженным отрицательной энергией было поле, создаваемое Рогозиной и Свердлиным. Рита подумала, что в такое поле не смог бы войти ни один из партнеров по сцене, так как их немедленно разорвало бы в клочья. Очевидно, они чувствовали это, поэтому сохраняли дистанцию.
Отрывок, репетируемый в данный момент, рассказывал о ссоре между матерью, которую играла Илона, и сыном, Сергеем. Дама из высшего общества, поначалу довольная перспективой брака наследника с дочерью подруги, резко изменила мнение, застав последнюю в объятиях собственного молодого любовника. Теперь ею двигала месть, и она, первоначально сделав все, чтобы заставить сына влюбиться в выбранную для него невесту, решила разорвать помолвку. Страсть, с которой Илона выплескивала свою ненависть, была неподражаема.
– Убирайся! – кричала она Валерии Краснопольской, играющей опальную подругу. – И девку свою забирай: она, должно быть, вся в мать – такая же шлюха!
Сын, не имеющий понятия о трещине, что пролегла между женщинами, попытался вмешаться:
– Матушка, что такое вы говорите? Еще вчера называли Юленьку дочерью – что стряслось за одну-единственную ночь?
– Иногда одна ночь меняет всю жизнь! – ответила Рогозина. – Не волнуйся, милый, я всегда заботилась о твоем благополучии. Никому не удастся посмеяться над честью нашего рода!
– Честь рода? – с насмешкой переспросила Валерия, уперев руки в крутые бедра. – Это какого же такого рода, позволь узнать, дорогая подруга? Да твой сын и в подметки не годится моей Юлии!
– Ах ты, змея!
Выкрикнув эти слова, Илона рванулась к Валерии. Сергей встал между женщинами.
– Матушка, опомнитесь, вы…
Громкий звук пощечины эхом отразился от сводов театра. Здесь была потрясающая акустика, и происходящее выглядело невероятно реальным.
– Рано! – заорал Дикий, вскакивая на ноги. – Черт подери, рано же! Илона, так нельзя: ты каждый раз выкидываешь какой-нибудь фортель! Роль не учишь, в мизансцену не попадаешь… Да что с тобой такое?
– Прости, дорогой, – на удивление кротко проговорила Рогозина. – Я, кажется, переиграла!
– «Кажется» ей… Все с начала, пожалуйста. Сережа, что с тобой такое?
– Все в порядке.
Голос актера звучал напряженно, но он занял исходную позицию рядом с актрисой, играющей роль Юлии.
– Начали! – зычно крикнул Дикий.
– Убирайся! – начала Илона. – И… девку свою…
Она неожиданно замолкла.
– Теперь-то что? – раздраженно возопил режиссер.
Илона стояла, словно прикованная к месту. Валерия и Дарья переглянулись. В первых рядах партера, где сидели не занятые в сцене артисты, послышался ропот.
– Илона, в чем дело? – снова спросил Дикий.
– Я не знаю, – растерянно ответила она.
– Не знаешь? Ты – не знаешь?
Режиссер стоял к Рите спиной, но она видела, что он готов взорваться.
– Значит, так, – дрожа от негодования, продолжал Дикий, – сейчас ты отправишься домой, а мы станем репетировать сцены без твоего участия. Ты сбиваешь нам график! Я пошел тебе навстречу, сделал внеочередной перерыв, потому что ты была не в настроении – в который раз за неделю? Пьеса написана специально для тебя, а роль… Боже, да любая другая убила бы за право ее сыграть, а ты? Ты нас всех уже с ума свела! Выспись, что ли, или напейся, но чтобы завтра была здесь, готовая к работе!
Рита знала Дикого давно, еще по тем временам, когда был жив отец. Он любил актеров и хорошо к ним относился, в отличие от Григория Сергеевича, который больше всех третировал именно тех, к кому питал теплые чувства. Раньше Рита не видела Ролана Антоновича в таком гневе.
