– Что, сожрал несколько ягод? – спросил он. – Не бойся, шучу я. Все, понимаешь, угоститься лезут. Не от альбики, неженка мне попалась, видимо, перезревшая. Я, дурак, бухнул старые запасы, не глядя, на сковороду.
– Понятно.
– Погоди, – сказал Вотун, – сейчас за записями схожу. Ты же не просто так пришел?
– Нет.
– Я так и подумал.
Сморкаясь и кряхтя, Вотун скрылся, и прежде, чем он появился вновь, Гриб успел прикатить себе чурбачок и поставить его почти под самым окном.
– Все, готов писать, – обозначая себя, Вотун стукнул костяшками пальцев по подоконнику.
Гриб поднял голову.
– Слушай, Вотун, – сказал он, – почему ты себе жену не заведешь?
Вотун сердито фыркнул.
– Это твое дело?
– Нет, просто интересно. Она бы хоть ухаживала за тобой.
– Я сам могу…
Вотун оглушительно чихнул, и крошечные зеленые капли испятнали стекло.
– И готовила бы тебе она, – продолжил Гриб.
– И любила бы, – отозвался Вотун. – И задницу вытирала.
– И это тоже, – кивнул Гриб.
– То есть, ты готов вверить свою жизнь непонятному существу из Зыби? – оттолкнув створку, внезапно свесился Вотун.
Гриб подавил в себе желание отклониться. Зелень из Вотунова носа ниткой потянулась вниз, грозя зацепить штанину.
– Я уже вверил, – сказал Гриб, глядя больному в глаза. – У меня – Мека.
– Да, я помню.
Вотун, сморщив лицо и растеряв запал, утянулся обратно.
– А я вот не могу представить, что рядом, в одной постели со мной будет лежать… нечто, – сказал он, словно удивляясь, как кто-то находит это приемлемым. – Кукла. Почти человек. Но не человек.
– Их тоже дергают на «связь», – сказал Гриб.
– И это делает их людьми?
– Возможно, тот, кто заведует «связью», не видит разницы.
– Но я-то вижу, – сказал Вотун. – И давай пока опустим это. Я и так неважно себя чувствую. Что у тебя за новости?
Гриб выпрямился.
– Утром пришел Канчак…
Что умеет Вотун, так это слушать, не перебивая. Он не шмыгал, не чихал, не сморкался, не отпускал реплики и ничего не уточнял, только изредка втягивал сопли в нос да прижимал к зеленым губам рукав потрепанной рубахи. Терпел. Грифель поскрипывал по бумаге, запечатлевая слова.
Гриб обстоятельно рассказал о случае с овцой, о выемке, о стенках загона, о самой овце. Как она лежала, как глубоко была утоплена морда, о своих впечатлениях и выводах. Добавил, что Эппиль внушает ему доверие, но между тем, что видел Эппиль, и тем, что было на самом деле, возможно, имеются большие расхождения.
Когда он иссяк, Вотун встал и беззвучно пропал в глубине дома. Гриб, как завороженный, смотрел на каплю, прочертившую зеленый след и готовящуюся соскользнуть с подоконника на землю. Что-то совсем Вотун, что-то совсем, шелестело в его голове. Надо же, неженки до соплей обожраться.
– Прости, – вывел его из ступора голос Вотуна.
– Да?
– Я все записал. Ты хочешь выслушать мои соображения?
Гриб кивнул.
– Ой, постой, – сказал он, вспомнив, – еще новость. Зепотр новую молитву составил, ночью всем составом читают. Какая-то она у него особенная. А Шагай придумал уже из людей свою машину…
– Подожди, Гриб, – оборвал его Вотун. – Давай с одним делом разберемся, потом и до остального дойдем.
– Ну, если так…
– Не беси.
Сердито взглянув на Гриба, Вотун вытер стекло и подоконник грязной тряпкой. Лицо у него залоснилось от пота.
– Думаю, – сказал он сипло, – не лишне будет начать с самого начала. Это вообще стоит, на мой взгляд, постоянно повторять про себя. Чтобы никаких иллюзий…
