Впрочем, с этой мыслью никак не могла согласиться пара молодых ворон давно наблюдавших за внезапным вторжением чужаков в свой привычный и не избалованный людьми мир. Они торчали у самого края прохудившейся шиферной крыши и, вытянув клювы вперед, обеспокоенно вертели головами. Одна из них, чуть покрупнее, словно не в силах сдержать своего любопытства, подскакивала к урезу шиферного настила и, застывая на несколько секунд над землей, возвращалась обратно. Так продолжалось ровно до тех пор, пока широкая полоска тени, отброшенная хмурой коробкой запыленного дома, не поглотила Аластора целиком. Загаркав, обе птицы взметнулись вверх и, очертив косую дугу в белесом небе, скрылись за кривыми сопками заросшего вездесущим бурьяном мусора.
Сашка проводил их взглядом – кажется, здесь они были единственными живыми созданиями и по совместительству полнокровными владетелями опустошенных земель. О фермере Дыхове пернатые твари, скорее всего, не слышали, а на права частной собственности смотрели вольготно – снизу вверх.
Запертые двери были накрепко вмурованы в бетонную стену, а на металлических створках красовалась выведенная белой краской надпись: «Анархия – мать порядка!» Она повторялась несколько раз, размашисто перебегая на стену и на замурованные кирпичом окна, и хотя общий смысл ее оставался для Сашки загадочным и замысловатым, все же определенная красота сложенных слов показалась ему привлекательной.
Чуть в стороне от двери висела маленькая пластмассовая коробка с красной прямоугольной кнопкой посередине. Аластор пальцем вжал ее в стену и, отпустив на место, принялся ждать ответа. Сашка притаился у него за спиной, разумно предполагая, что так будет безопаснее всего. Наконец раздался негромкий щелчок, и дверь чуть приоткрылась, оголив тонкую щель тусклого пространства.
– Пойдем! – скомандовал Аластор и, крепко схватив дверь рукой, отвел ее в сторону.
Перед глазами открылся узкий коридор, окрашенный в бледно-синюю краску и пропитанный специфическим въедливым запахом. По гладким стенам тек мутный электрический свет, а где-то в глубине слышался слабый, но ритмичный бухающий шум. Сашке показалось, что это музыка; глухие, чуть слышные звуки резко отбивали нестройный ритм и все более наливались силой, с каждым новым шагом обретая слышимую четкость и неладную осмысленность. Быстрая, с хаотичными всплесками и ревом, она врезалась в сознание, удивительным разладом и ощущением тупой подавленности. Идти навстречу не хотелось, но Аластор упрямо двигаться дальше, в глубину длинного и однообразного коридора.
Когда неистовая какофония, окончательно перелопатив тишину, усиленно заклокотала в ушах, стена внезапно оборвалась, будто кто только стер ее ластиком, и внутри образовалась небольшая душная комнатка, доверху забитая всевозможным хламом. Из этого моря хаоса отчетливо выделялся лишь фрагмент барной стойки кофейного цвета, торчавшей, словно остов корабля посреди кипящего ночного шторма. Источник шума находился тут же, на самом краю растянутой в ширину столешницы. Это был маленький кассетный магнитофон с металлическими вставками, очерчивающими старенький корпус и пестрой лентой светящихся разноцветных огоньков весело бегающих у его основания. Вещица, несмотря на внушительный возраст, по-прежнему громыхала, как майский надрывный гром, и доносилась с такой четкостью, будто ударный аккомпанемент находился где-то неподалеку.
