Алатырь - страница 8

– Твою мать! – Громко выругалась я, поспешно собрав вещи в пакет. Нужно найти бабушку и идти домой, пока я не умерла от потери крови. Напоследок, я споткнулась, о мелкий камень. И чуть не упала, на ограду соседней могилы. Я снова, отряхнулась, и увидела на земле маленькую, аккуратно сложенную, пожелтевшую бумажку. Дрожащими руками я развернула листок:

«Локотень мой забрала, кровь на трест мой пролила, ночью лунную вставай и обряд свой завершай »

Мое тело прошиб озноб, меня затрясло как в лихорадке, я огляделась. Здесь никто не ходил, это я знаю точно. Но кто подбросил это? Кто увидел, что я поранилась? И что такое трест? Не чуя ног, я побежала искать бабушку. Никогда. Больше никогда, не пойду одна на кладбище. Бабушка сидела на корточках возле маминой могилы, и что-то бормотала.

– … вот и Мирослава приехала, а то совсем тоскливо одной.

– Бабушка! – Я прервала ее диалог с покойной дочерью – идем домой! – Я запыхалась, и по моему бешеному взгляду, она поняла, что и вправду надо уходить, поспешно встав, перекрестившись, попрощавшись с мамой, как она всегда это делала, мы ушли.

Я швырнула бумажку на стол, ту, что нашла на кладбище. И с надеждой посмотрела на бабулю.

– Что это?

Бабушка изучающее посмотрела на найденную мной записку и покачала головой.

– Не знаю детка, не знаю – она перекрестилась. – Еще есть?

Я кивнула и достала из-под чехла телефона еще две записки.

Мы сидели молча минут десять, потом я спросила.

– Локотень – это зуб?

– В Извете так только говорят. – Она пожала плечами. – Трест – это крест.

– Все верно получается. – Я уставилась в одну точку и начала размышлять, кто мог так пошутить надо мной. Я как раз уколола палец об крест, то есть трест, как написано в записке. Но как кто-то мог предвидеть это? – Пойду я спать. – Не выдержав тишины, я встала и направилась к себе.

– Да пап, все хорошо – я тяжко выдохнула и оперлась локтем на стену.

– Ты бабушке привет передала?

– Передала.

– Как она себя чувствует?

– Хорошо.

– Денег хватит? Или еще выслать?

– Нет пап, ничего не нужно высылать, у нас все есть – я разговаривала с отцом примерно, полчаса. Наш председатель, Семен Григорьевич, не спускал с меня глаз, словно гипнотизируя. Должно быть, ему самому нужно было позвонить. А я тут болтаю не прекращая. – Ладно, пап, тут очередь уже к телефону, позвоню через несколько дней. – И вправду в этот момент в здание сельсовета вошли две милые бабушки, одна баба Полина, живет недалеко от магазина, а другая кто такая, не помню.

– Долго говорить? – Спросила неизвестная мне старушка.

Семен Григорьевич поджал губы и кивнул. Указал им рукой на диван, и обе старушки не благодаря уселись на указанное место.

Наконец распрощавшись с отцом, я положила трубку.

– До свидания – крикнула я уходя.

На улице жарко светило солнце, проезжающие машины, поднимали пыль. Ехать домой не хотелось. И делать было нечего. А ведь только начало дня. Скорей бы уже приехал Баяр.

Я вывезла велосипед на дорогу и решила прокатиться, куда глаза глядят, так сказать. Прокатившись по асфальтированной дороге, я свернула на грунтовую. Проезжая мимо кладбища, прибавила ходу и опасливо покосилась на старый забор. Мурашки побежали по телу, и я поежилась. Вот я проехала указательный знак «Извет». Остановилась, развернулась и поехала назад. За пределы деревни, бабушка не разрешает выезжать, там совсем людей нет, воруют, сбивают на машинах, и прочие страшные истории, не придавали мне смелости уехать подальше одной. Проезжая кладбище, я сбавила скорость, смогу ли увидеть крест Тереховых? Они у ограды как раз похоронены. Вот вдалеке, тот самый крест. Кладбище порядком в двадцати метрах от дороги. И я смогла разглядеть человека рядом с могилой.