– Я не пьяница, Варин. И не надо считать меня таковым.
– Хм, а ты так в этом уверен? – вопрос Варина ударил не хуже прямого хука. Лоренц потер щетину на подбородке, пытаясь найти какие-то аргументы, но в голову так ничего и не пришло.
– Что тебе нужно, Варин? Я понимаю, что не оправдал кучу надежд. И твоих, и Марлис, и детей, и издательства, и может быть, самого Господа Бога. Ты хочешь, что бы я извинился?
– О чем ты пишешь сейчас, Лори? Мне твои извинения до одного места, знаешь ли.
Лоренц поерзал в кресле, собираясь с мыслями.
– На самом деле, я не знаю о чем писать. В прежние времена, я мог превратить любую идею, даже самую ничтожную, в настоящую историю. Мысли сами приходили в голову, стоило мне только уцепиться за какую-то деталь. Я всегда считал себя выше бульварных писак. А теперь, я не вижу в этом никакого смысла. Сюжет не складывается, герои не появляются. Если раньше персонажи были живыми, то теперь напоминают трупы, которые подключили к сети с напряжением – они шевелятся, но живее, чем были, не становятся.
– То есть, ты потерял вдохновение?
– Я начал пить, когда потерял вдохновение. А потерял вдохновение из-за того, что начал пить. Такой, вот, замкнутый круг. У меня нет идей, нет сюжетов, нет мыслей. Желание писать осталось, но я не знаю о чем.
Варин сцепил руки на животе, соединив подушечки пальцев.
– Давай не будем равняться на печально известного Виктора Венцеля, который мнил себя великим писателем, а на самом деле издал только одну несчастную книгу и покончил с собой, когда не получил признания. Я пытался работать с ним одно время. Так вот, врачи диагностировали у него шизофрению и манию величия, если что. Ты – Лоренц Фрост, а не слетевший с катушек Венцель, запомни это, пожалуйста, и впредь не жалуйся на отсутствие вдохновения.
Лоренц хмыкнул, повертел в ладони коробок спичек.
– А на что мне жаловаться? Хочешь, что бы я выдумывал причины, вместо того, чтобы называть их по именам?
– Ты умеешь писать, ты должен писать. То, что у тебя сложный период, не значит, что так будет всегда. Ты должен перестать убивать самого себя, и начать работу. Тебе будет легче, вот увидишь. Творчество помогает многим художникам, писателям и музыкантам восстановиться. И ты не исключение, ясно?
– Каждый человек мнит себя исключением. Это обычное дело, если что. Поверь мне, как писатель, я хорошо разбираюсь в психологии.
– Как писатель ты хорошо разбираешься в психах. А творчество – это кое-что совершенно другое.
– Было бы неплохо понять, как вернуться к этому самому творчеству, Варин, если я списан в тираж. Ноль без палочки. У меня идей не больше, чем у этого самого стола, за которым мы сидим.
Варин коротко улыбнулся, кивнул в ответ, подтверждая каждое слово.
– Вот поэтому я к тебе и пришел. У меня есть для тебя чудесные новости. Скажи, чем помимо пирамид, саркофагов, мумий и фараонов известен Древний Египет? Ну, не разочаровывай меня.
Лоренц развел руками, с раздражением отметив, что тремор снова вернулся.
– Древний Египет? Серьезно? Ну, хорошо. В Древнем Египте были изобретены бетон, обувь на каблуках, расчески и зубной порошок. И откуда я только это помню, интересно узнать?
– Ну, а помимо того, что эти умельцы внесли огромный вклад в технологическую сферу, медицину, строительство, религиозные и культурные устои общества, что они сделали?
– Без понятия. Удиви меня. Как ты заметил выше, я пьяница и идиот с маниакальными чертами, так что я могу позволить себе неведение.
