– У нас нет ни капли воды, – вдруг воскликнул мой любовник. – Дай мне свою карту, я сбегаю в магазин.
Не то чтобы я ему не доверяла.
Просто Вадим так меня воспитал – нужно всегда быть настороже. Не надо подвергать Хосе соблазнам с банковской карточкой!
– Ты принимай душ, я сама схожу за водой, – вдохнула я, с ужасом представляя плетки зноя, которые уже скоро исхлещут тело пекучими ударами.
– Жду тебя. Дверь будет открыта, – он многозначительно улыбнулся и лукаво посмотрел на меня. – Приходи скорее, я уже сгораю от нетерпения…
Ближайшая лавочка, по закону бутерброда, оказалась закрытой. Мне пришлось тащиться в супермаркет, а он находился минутах в двадцати ходьбы от дома Хосе.
– Я купила твою любимую минералку, и сок, а еще пива, – радостно защебетала я, оказавшись наконец в прихожей. – А почему ты не включил кондиционер, и…
Это какое-то странное кино, страшное, неправильное.
Нет, так не бывает!
В гостиной на полу лежал Хосе, из его груди торчал нож. По белой футболке расползалось ярко-алое пятно. Оно было таким ярким, что я… улыбнулась.
– Хосе, хватит прикалываться. Ты хотел меня испугать, тебе это удалось, и…
Его ресницы дрогнули. Ну конечно: не может удержаться, слишком велика охота посмотреть на мою перепуганную физиономию!
Я начинаю хохотать:
– Отличный розыгрыш! Только вот майка от кетчупа не отстирается!
– Таня… послушай…
Я сразу похолодела.
Он говорил с какими-то жуткими хрипами, напоминающими скрип двери. И на губах показалась розовая пена.
– Таня, послушай… Я ему сказал – рисунки в моей квартире в Ситджесе… Я думал обмануть его, выиграть время, убежать. А он вдруг пырнул меня ножом…
Рисунки, ах да, рисунки!
Да будь они прокляты, те каракули Пикассо!
Неужели мой мальчик умирает?
– Хосе, миленький, как у вас вызвать» Скорую помощь»? – пролепетала я, опускаясь перед ним на колени.
Он молчал, только смотрел на меня, с такой болью и любовью, что я вдруг поняла – поздно, все врачи мира не помогут; мой мужчина сейчас умирает, как глупо, как страшно.
Как красиво…
Красиво.
Смерть Хосе к лицу.
Я смотрела на его длинные черные ресницы, оливковую кожу – и любовалась им так, как, наверное, никогда раньше не любовалась.
Теперь этот прекрасный парень принадлежал только мне.
Я, как ни странно, все-таки стала самой главной женщиной в его жизни. Той, будучи с которой, он из этой жизни ушел.
И вот теперь уже ничего не важно – ни моя попа сорок шестого размера, ни деньги Вадима.
Я сидела рядом с Хосе и чувствовала, что люблю его сильно-сильно; что он мне ближе, чем был в минуты физической близости…
Раздавшийся где-то внизу звук сирены отрезвил меня.
Надо же вызвать полицию!
Надо вызвать полицию, но…
Хосе-то уже не поможешь. Какая разница, кто пырнул его ножом – от выяснения конкретной персоналии мой любимый мальчик не оживет. Но я-то пока еще жива…
Я смотрю на высокий книжный шкаф.
Всего-то и усилий – подставить лестницу и вытащить с верхней полки стоящую за книгами тетрадь.
Та мазня стоит кучу денег. Но для меня настоящую ценность представляет только одно – свобода от Вадима.
Я быстро достаю альбом с рисунками Пикассо, засовываю его в рюкзак. И, поцеловав застывшие губы Хосе, сбегаю вниз по ступенькам.
У меня в голове возникает мешанина из кадров детективных сериалов и страниц криминальных книг.
В доме полно моих отпечатков.
Нас явно кто-то видел вместе, мы заходили в ближайшие кафе, заезжали на заправки. После первого же опроса жителей квартала у полицейских появится описание моей внешности.
