Разумеется, в тот день натюрморт был решительно заброшен. Остаток вечера Долорес провела у небольшого зеркала, примеряя то платья, то шляпы. И все сидело ужасно, и все было не новым, и от этого настроение портилось еще больше.
Зато спалось девушке превосходно. Долорес видела во сне «Гернику» [6] и портреты Доры Маар [7], уже в искаженной манере. И рассматривать их можно было восхитительно долго, наслаждаясь каждым нюансом. Правда, под утро в сон пришли нацисты и стали кричать, что Пикассо – это представитель дегенеративного искусства. Даже во сне спорить с оккупантами было страшно. И, в общем, особо-то и не хотелось. Зачем говорить с людьми, которые не понимают: Пикассо как художник велик, в его творчестве представлено множество направлений живописи; он новатор, творец и просто очень свободный в своей безграничной фантазии человек. И он – настоящий профессионал! Как часто художник предлагает новое от безысходности, неумения работать в академической манере… Взять того же Малевича – его работы, которые он пытался выполнять по принципам классической живописи, унылы и невыразительны. Ему пришлось предлагать публике что-то новое, подводить философию под свою псевдоабстракционистскую мазню. Но не таков Пикассо! В каталогах есть его работы, сделанные в академической манере всего в пятнадцать-восемнадцать лет. Такие холсты можно вешать рядом с полотнами Рембрандта и Рафаэля, и они будут выглядеть достойно. И вот, блестяще изучив и освоив классическую школу, Пикассо уничтожил ее, придумал свои правила для живописи, свои законы. Он делает это всякий раз уже много лет, не боится начинать все с нуля, его работы с годами становятся все проще и выразительнее… Да, побывать в мастерской такого художника – большая честь, очень важное событие!
Утром, умытая, причесанная, одетая в ярко-зеленое свободное платье из струящегося шелка, с восточным тюрбаном на голове, Долорес уже стучалась в массивные двери дома на улице Великих Августинцев.
Но когда дверь отворилась, сердце девушки спикировало в пятки.
По дороге она столько раз прокручивала в голове одну и ту же сцену: стук в дверь, и на пороге появляется Пабло Пикассо, и глаза его горят от восхищения.
Но вот сейчас дверь открыл какой-то странный человек с подозрительным взглядом из-под стеклышек очков, длинным носом, плотно сжатыми губами-ниточками. Наряд он явно не оценил – пробежался глазами по яркому шелку и скривил рот.
– Мне нужен месье Пикассо, – прошептала Долорес, проклиная себя за все сразу – за экзотическое платье, за глупые мысли, за торопливость, с которой она летела к Великим Августинцем.
Неужели Пикассо просто пошутил? Дал неправильный адрес? С него, в принципе, станется; Париж полон слухов о его розыгрышах…
– А вам назначено? – кольнул вопросом незнакомец. Пожав плечами, Долорес неуверенно кивнула.
Мужчина махнул рукой и посторонился, давая гостье возможность пройти внутрь.
Уже в прихожей было от чего прийти в восторг! Огромные окна пропускали в помещение яркие струи света. По бокам от солнечных водопадов стояло множество кадок с большими диковинными растениями, а еще клетки с птицами. Цветы благоухали, птицы радостно щебетали, и все волнение Долорес мигом улеглось, а на душе стало спокойно, как будто бы она попала в рай.
Из благостного оцепенения ее вывел голос неприятного мужчины, проскрипевший:
– Следуйте за мной.
