– А хотел как Честер, – вырвалось у меня.
– Да… – подтвердил Лёнька и прикрыл глаза.
Он пролежал так минуты две. Потом сел и попросил ещё время. Я нетерпеливо ходил вокруг остановки. Наконец Лёнька встал, и мы неспешно пошли к дому. Я спросил, как он себя чувствует. Лёнька сказал, что плохо, что последнее время часто болеет, поэтому постоянно на таблетках.
– От чего таблетки?
– То тело разваливается, то с головой проблемы, – ответил Лёнька, как мне показалось, с иронией.
Я спросил, можно ли от всего этого вылечиться. Лёнька сказал, что нет, и подытожил:
– Просрал я жизнь.
– Жалеешь?
– О многом жалею. Кто я теперь? Сам видишь.
– Вроде ничего.
– Не будем притворяться. – Лёнька остановился. – Сделаем передышку?
– Конечно. Нужна помощь?
Я сделал шаг к Лёньке, но он отрицательно махнул рукой и, прислонившись к тополю, сказал, что у него режим, а в это время он уже давно должен баиньки, поэтому ноги ватные и еле ходят.
– Ещё и таблетки эти новые. Какие-то сонные.
– От чего таблетки? – повторил я вопрос.
Пауза.
– От головы, – ответил он серьёзно.
– А что с тобой?
Пауза.
– Как Кифа умерла, я с катушек слетел. Употреблял всякую дрянь. Пил. Пожёг всё внутренности. В голове неразбериха. Психический дом. Видения. Голоса. Как обычно это бывает.
Пауза.
– Но сейчас такого уже нет, – заверил Лёнька. – Теперь у меня только обычные мысли. Много мыслей. Мне приходится думать за троих.
– Думать за троих? – не понял я.
– Не смейся только, – ответил Лёнька.
– Я и не собирался.
– Меня три.
Пауза.
– Три сразу?
– Почему сразу? Я же не псих, – ухмыльнулся Лёнька. – По очереди. Я веду три полноценные умственные жизни. – Это было сказано гордо.
– Слушай, а это не опасно? – спросил я. – В смысле, переутомление, нагрузка на психику и всё такое прочее.
Лёнька тихо рассмеялся и сказал, что, во-первых, это интересно, во-вторых, полезно, а в-третьих, совершенно безопасно, потому что он переодевается сам в себе и не трогает окружающих.
– Позавчера, например, я был тем, кем был раньше. Помнишь, с копной волос, в узких джинсах и тенниске без верхней пуговицы? Да… молодой перспективный парень. Вся жизнь впереди. – Лёнька улыбнулся. – Вчера я был Честером. Помнишь, как на плакате в моей комнате? С пирсингом на лице, белыми короткими волосами и татуировками. Весь такой из себя известный. Модный. Талантливый. Кумир молодёжи. Икона стиля. Рол модал, одним словом. – Лёнька выпятил грудь и потряс плечами. – А сегодня я – это я. Тебе повезло. Сегодня я полностью отдаю себе отчёт. Пойдём?
Мы двинулись вперёд. Я переваривал сказанное Лёнькой, а он, видимо, думал о своём или переодевался сам в себе в одного из трёх. «Какая-то шиза», – подумал я и с опаской посмотрел на Лёньку.
– А что врач? – спросил я. – В смысле, он в курсе?
– В курсе.
– И что говорит?
– Говорит, что здоровье у меня хоть и плохое, но жить можно, если бы не…
– Если бы не что? – Я внимательно посмотрел на Лёньку.
Мы шли по тёмной аллее в коридоре из тополей. Впереди показался наш дом. Лёнька ответил:
– Мы поженились с Кифой, когда с ней уже всё было ясно. Там целый букет у неё был: СПИД, гепатит и далее по списку.
– А ты? – Я остановился.
Лёнька прошёл вперёд.
– Я тоже. Только я – мужик. У меня иммунитет сильнее, – ответила его спина. – Не волнуйся, от меня не заразишься.
Я превозмог брезгливость и догнал Лёньку. Мы были уже с обратной стороны нашей хрущёвки. Оставалось обогнуть её.
