При газете «Заря Востока» в годы войны сбилась группа поэтов и прозаиков, она именовалась МОЛ. Ее лидером был Густав Айзенберг-Гребнев (он же Густик)[11], ходили в нее и Элла Маркман, и Гия Маргвелашвили. Как-то пришли и три старшеклассника из 43-й школы – Роман Чернявский, Шура Цыбулевский и Рашид Кетхудов. После войны МОЛ как-то рассосался, но Чернявский организовал свой литературный кружок – «Соломенная лампа», куда ходили и Шура, и Рашид, и Юлик Эдлис[12], и Эллкин, как звал Коммунэллу Маркман Шура.
А 18 мая 1948 года Александра Цыбулевского и Льва Софианиди арестовали, обвинив в недонесении на студенческую подпольную организацию «Молодая Грузия», в членах которой оба не состояли. Да и самой организации де-факто не было, зато была другая, более ранняя, школьная. В 1943–1944 годах шестеро учеников двух соседних школ – Теймураз Тазишвили, Элла (Коммунэлла) Маркман, Юрий Липинский, Александр Балуашвили, Наур Маргания и Дурмишхан Алшибаев – сбились в подпольную стайку с громким названием «Смерть Берии!». У каждого в семье был кто-то репрессирован: Тэмка утверждал, что его отца, дворянина, 14 декабря 1937 года застрелил лично Берия. Как и отца Эллы, Моисея Маркмана, директора Центрального строительного треста Грузии. Вот шестеро побратались и занялись писаньем и раскладыванием по почтовым ящикам листовок: «Граждане, оглянитесь вокруг! Лучшие люди расстреляны или погибли в застенках НКВД. Мерзавцы в синих фуражках полностью распоряжаются жизнью каждого из нас…»!
Когда Фанни Соломоновну Маркман, мать Эллы, арестовали и отправили на пять лет в АЛЖИР[13], Элла с сестрой Юлей осталась в родном городе под присмотром бабушки и тети. Достоин фиксации следующий случай, невероятный для любого другого советского города, кроме Тбилиси. После ареста матери девочки неделю прятались у родственников, а когда вернулись, то оказалось, что в их бывшей – ныне опечатанной – квартире забыли кошку. Голодная, она истошно мяукала, просила есть, и тогда только что вышедшие из подполья сестрички… поехали в НКВД! Плачущих, их провели к какому-то большому начальнику, которому они рассказали про кошку, добавив, что и сами перестанут есть, если ее не выпустят. Начальник, видимо, этого страшно испугался, раз послал с ними человека, который приехал и освободил кошку.
Странно, что «Смерть Берии!» не накрыли и не раскрыли еще во время войны! Но когда весной 1948 года Тэмка Тазишвили предложил воссоздать ячейку, то повзрослевший Алшибаев, испугавшись, написал 7 апреля в МГБ упреждающий донос. После чего всю шестерку, и доносчика в том числе, арестовали в разных городах (Эллу Маркман, например, 20 апреля). Заодно схватили и парочку их друзей, а именно Софианиди и Цыбулевского.
21 и 22 сентября 1948 года восемь человек судили в Тбилиси, в Военном трибунале войск МВД Грузинской ССР. Сам суд, по словам Коммунэллы Маркман, был праздником: наконец-то все увидели друг друга и –
…принесли друг другу подарки. Я помню, Шурка Цыбулевский – редкость! – туалетное мыло мне подарил тогда. Они туалетное мыло из маминых передач вынимали, потому что в это время, в 48 году, с мылом плохо было, и себе забирали, наверное. А Тэмка подарил тот платок с кровью, когда ему [на допросе] выбили зубы[14].
Дело было абсурдное, высосанное из пальца, но зато сроки реальные, точнее как раз нереальные – запредельные, максимальные! Шестерых заговорщиков, включая доносчика, по статьям 58–2, 58–8, 58–10 ч. 1 и 58–11 Уголовного кодекса Грузинской ССР суд приговорил к 25 годам ИТЛ и 5 годам поражения в правах с конфискацией имущества. А еще двоих, Шуру и Левку, – «за недонесение» (по статье 58–10 ч. 1) – к 10 годам ИТЛ.
