Все видевшие наследника разделяли восхищение его приближенных, на всех он сумел произвести самое благоприятное впечатление.
Н.А. Бердяев был убежден: «Огромное значение для душевной дисциплины русского народа имела идея Царя. Царь был духовной скрепкой русского народа, он органически вошел в его религиозное воспитание». Теперь народ с верой и надеждой смотрел в будущее: корона имела достойного наследника.
Впрочем, несмотря на славословия, по-видимому, вполне искренние, в них иногда проскальзывала какая-то щемящая нота. «Как он прекрасен! Какой симпатичный голос! Какая умная и скромная приветливость! – писал в своем дневнике встречавший цесаревича на земле Войска Донского атаман донцов генерал Граббе. – Любуясь им, прилетела ко мне мысль, какие судьбы готовит Провидение созданию, украшенному лучшими его дарами, и к приятным вообще впечатлениям примешалось как будто что-то, похожее на сострадание».
Николаю эта поездка тоже дала очень многое. Он увидел, как огромна и разнообразна страна, управлять которой ему суждено впоследствии.
Воспитание будущего монарха не ограничивалось знакомством только с собственной страной. В июне 1864 года император отправил сына свет посмотреть и себя показать за границу. Остались свидетельства современников о том, что в заграничное путешествие наследник отправлялся, не проявляя большого энтузиазма. Может быть, он чувствовал себя не совсем здоровым и уже утомленным масштабным путешествием по России, но долг – прежде всего.
Берлин, Киссинген, Франкфурт-на-Майне, Ганновер, Швальбах, Эйзенах, Веймар – вся Германия прошла перед глазами Николая Александровича. Вероятно, при дворах небольших немецких княжеств ему было предписано выбрать себе подругу жизни, но его взгляд ни на ком не остановился. А затем Голландия, где помимо достижения познавательных и представительских целей следовало укрепить здоровье купаньем в ледяных волнах Северного моря. Такую бодрящую процедуру прописали цесаревичу врачи, но, по впечатлениям очевидцев, она не принесла ему пользы.
Европу сотрясала Датско-Прусская война: агрессивные тевтоны хотели отнять у миролюбивой маленькой скандинавской страны ее богатые провинции. Заключение перемирия между Пруссией и Данией сделало возможным посещение цесаревичем Копенгагена, ранее не включенного в маршрут путешествия.
Летом 1864 года Николай послал к своим родным, находившимся в то время в Дармштадте, на родине императрицы, свитского офицера В.А. Барятинского с известием о том, что намерен сделать предложение принцессе Дагмар Датской. Согласие родителей было получено, и 20 сентября торжественно отпраздновано обручение. Датский дом превзошел себя в пышности праздников по этому радостному случаю. Столы ломились от угощений, вино лилось рекой. Один старый морской волк, преисполненный самых добрых побуждений, вдруг заявил, что шампанское горькое. Датчане, не знакомые с российскими обычаями, пришли в замешательство и даже проявили некоторое недовольство – ведь русским гостям было предложено самое лучшее. Пришлось объяснять, что вино считается горьким до тех пор, пока жених не поцелует невесту. Чтобы сгладить недоразумение, обрученные долго и с удовольствием целовались.
Жители Петербурга были извещены об обручении наследника 101 пушечным залпом.
Все почти как в сказке: юный принц и прекрасная принцесса полюбили друг друга, он увез ее в свою сказочную страну, где они жили долго и счастливо и умерли в один день. Кто мог предположить, что влюбленным было отпущено только десять дней счастья, что жених всего лишь через шесть месяцев будет мертв, а невеста-вдова станет женой его брата. Много лет спустя, изгнанная своей новой родиной, убившей ее детей, она вернется в маленькую Данию, чтобы умереть здесь одинокой вдовой в возрасте 82 лет.
