– Пишите, – я придвинул ему лист бумаги и чернильницу с пером. – Побольше лести и восхищения его гением. Я не знаю ни одного учёного, которому это было бы неприятно.
– А что потом? – Гурьев взял в руки перо и вертел его, глядя на меня.
– Потом мы увезём письмо, у нас как раз оказия случилась, и будем ждать. А пока мы будем ждать, вы поможете Кулибину модернизировать бумажную машину и поможете губернатору и его заместителю сделать дороги хотя бы в городе. Ну а дальше всё будет зависеть от ответа Тревитика. Миша, проследи, чтобы всё было оформлено, как полагается.
Я встал из-за стола и направился к выходу из кабинета.
– Ваше величество, когда прибудут господа Мертенс и Ушаков, мне оставить их ждать в приёмной? – спросил Сперанский, поднимаясь. Гурьев уже давно вскочил, когда заметил, что я ухожу.
– Нет, пригласи их в гостиную, – ответил я, выходя из кабинета. Надеюсь, скоро этот проклятый дождь закончится, и мы сможем уже поехать дальше.
Я стремительно вошёл в приёмную. При моём появлении вскочили Сперанский и несчастный Мертенс. Заметив, что сегодня он был без Ушакова, я только усмехнулся. Не глядя на осунувшегося губернатора, я прошёл ко входу в кабинет, кивнув на ходу Сперанскому. Михаил тут же сорвался за мной, а Мертенс сел с обречённым видом на место, приготовившись ждать столько, сколько потребуется.
– Сегодня уже второй день, как нет дождя, ваше величество, – сказал Сперанский, остановившись перед столом, хотя я не собирался пока за него садиться.
– Где Скворцов? – спросил я, пройдя по кабинету и поворачиваясь лицом к Михаилу.
– Готовит вам кофе, ваше величество, – невозмутимо ответил Сперанский. – Вам он нужен немедленно?
– Нет, я просто уточнил. Да, если сегодня погода простоит без дождя, то завтра с утра выдвигаемся, – сказал я и подошёл к окну. Мне на лицо упал солнечный лучик, который сразу начал немного припекать, падая на кожу через стекло.
– Пригласить Василия Фёдоровича? Он уже час и двадцать две минуты ожидает, когда ваше величество его примет.
– Объясни мне, Миша, в чём смысл прийти сюда ни свет ни заря и долго ждать в приёмной, если всем давно известно, что с восьми до девяти утра у меня завтрак с семьёй? – Я потёр переносицу. Где этот Скворцов с кофе? Я ничего не соображаю с утра, да ещё и настроение ни к чёрту.
– Людей порой бывает очень сложно понять, ваше величество, – ответил Сперанский. – Лично мне не жалко, пускай в приёмной ожидают, стулья, поди, не просидят. Но когда их много, это начинает создавать определённые неудобства.
– Кто сегодня ещё должен прийти? – довольно резко спросил я.
– Так Ермолов Алексей Петрович как ошпаренный прискакал, – развёл руками Сперанский.
– И почему он так долго до меня добирался аж из самой Костромы?! – так, Саша, возьми себя в руки. Если ты продолжишь кидаться на людей, то ничего хорошего из этого точно не выйдет.
– Я уже послал запрос Костромскому губернатору, – сразу же ответил Сперанский. – Как удалось выяснить, приказ о помиловании Алексея Петровича не сразу передали ему. Долгое время его передавали из рук в руки в канцелярии при губернаторе. И только когда пакет попал к Кочетову Николю Ивановичу, его передали уже Ермолову.
– Почему мне не доложили? – я продолжал смотреть в окно.
– Я выяснял подробности длительного отсутствия Алексея Петровича и не стал вас беспокоить заранее.
– Миша, что за бардак творится у Кочетова? – я развернулся к нему, пристально глядя в глаза.
