– Черта с два! У него одни девки!
– Но ваш племянник еще молод…
– Что ты называешь молодостью? Тридцать восемь лет? Ха-ха! Молодой! Считай, ему уже сорок, да у него пять девок, а в карманах дыра!
– Это дело поправимое, хозяин, – вкрадчиво приговаривал Антон.
– Ничего он не получит и баста! – граф вдруг со всей силой стукнул кулаком по столику, так, что едва не опрокинулась чернильница, которую принес с собой писарь.
– Ваше сиятельство, а если у него родится сын в скором времени?
– Что? Шестой ребенок? Слыхал я про его жену, говорят, что она не блещет здоровьем. Вряд ли. Скорее, мертвого родит.
– Не обязательно, ваше сиятельство. Девочки то здоровехонькие.
– Ну, а на мальчишку, как назло, напасть обрушится! – не унимался граф, словно желая убедить в этом и самого себя.
Но писарь не сдавался.
– Ваше сиятельство, дайте господину Герману еще один шанс. Ведь вы от этого ровным счетом ничего не потеряете. Я при вас уже с четверть века и мне жаль, что род графов Крамольных может прекратиться, в то время как если у вашего племянника родится к январю сын…
– Что ты сказал?! – вскочил граф. – А-ну, повтори! Почему к январю?!
– Я услышал недавно, что госпожа Марианна…
– Не называй госпожой эту девку!
– Как угодно вашему сиятельству. Я просто говорю, что слышал, будто у нее ожидается новый ребенок к январю.
– А!
– Да, хозяин.
– И… что же ты предлагаешь?
– Я предлагаю вам не спешить с завещанием, ведь если у них будет сын…
– Понятно! – перебил его граф. – Что ж, ладно. Если родится сын, он получит от меня все, но если девчонка… а-ну, сядь за стол!
– Ваше сиятельство…
– Садись, я сказал, не то прикажу тебя выпороть, а вместе с тобой и жену с мальчишкой!
– Хозяин…
– Быстро! – граф так сверкнул глазами, так раздулся, что писарь, по опыту знавший, что не следует в такие минуты перечить господину, мгновенно уселся за стол.
– Пиши! Все пиши, что я продиктую! Слово в слово! Не то, не дам тебе неделю отдыхать и жене твоей и мальчишке!
– Пишу, господин!
– Так вот… значит… я, граф Филипп Александрович Крамольный, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое состояние, вплоть до последнего рубля моему единственному племяннику графу Герману Кирилловичу Крамольному, если к январю 1795 года у него родится сын, наследник и продолжатель нашего старинного дворянского рода.
Если же у него снова родится дочь, распоряжаюсь передать все мое состояние, вплоть до последнего рубля в пользу всей петербургской бедноты.
Июнь 18 дня 1794 года.
– Написал?
– Написал, ваше сиятельство.
– Ну, все. А теперь пошел прочь!
– Слушаюсь, хозяин.
Писарь уже собрался, было, открыть дверь, как граф снова позвал его.
– Пожалуй, ты мне еще нужен.
Мужчина вернулся и снова сел за стол.
– А! Правильно. Тебе как раз предстоит еще пописать.
– Это моя обязанность, господин и я рад ее исполнить.
– Ну, так и исполняй. Однако на сей раз не для меня.
– А для кого же, господин?
– Для тебя же.
– Меня, ваше сиятельство? Но, позвольте, ведь я ничего не просил…
– Стой. Это верно. Я никогда и никому ничего не делал, если меня об этом не просили несколько раз. Но теперь дело иное. Я вдруг решил сделать доброе дело. Ты удивлен? Ну, ладно. Если хочешь, поясню. Так вот, мне вдруг нестерпимо захотелось, а ты ведь лучше всех знаешь, что у меня бывают такие причуды… значит, мне вдруг захотелось подписать кому-то вольную.
– Вольную, ваше сиятельство?
