«Ладно», – одними губами ответил Георгий Степанович и под руку вывел её из компрессорной.
– Удачная точка?
– Почему вы решили, Георгий Степанович?
– По глазам, девочка, вижу.
Ей положительно нравился этот человек, массивный, спокойный и такой добрый, что это было заметно всякому сразу и по его голосу с мягким полтавским выговором, и по улыбке, и по рукам. Может быть, поэтому ей приятно было прикоснуться к нему после одинокого сидения на стенде? Теперь можно спокойно возвращаться домой: линию перекроют, а то там тугой вентиль, и у неё не хватает сил его затянуть до конца.
«Старею, видно, – тридцать с хвостиком. Обо всём думаю. Всё рассчитываю. Раньше такого не было. А может, взрослею. Нет, уже поздно. А стареть рано». Она одёрнула свитер и, опустив глаза, осмотрела себя. «Фигура ничего! А!.. Надо домой идти – пора бы и пообедать».
Она шла усталой походкой, и никто не мог сказать, что эта женщина возвращается не домой, а в своё прошлое. Она не замечала ничего вокруг и думала о том, что хоть «жизнь прекрасна», у неё, Веры Николаевны, она не удалась.
Вера Николаевна! Верочка до сих пор не могла никак привыкнуть к этому. Она всё ещё была девочкой, ну, девушкой, но не Верой Николаевной.
Снова выплывала война, эвакуация. Вообще-то говоря, они жили неплохо по тем временам. Отец, профессор, преподавал в институте, а мать, как всегда, сидела дома и следила за ней, Верочкой, единственным ребёнком в семье.
В конце сорок четвёртого они вернулись домой. Холодная квартира казалась таинственной, пришедшей из другого века. До сих пор она будто чувствовала запах этой пустовавшей несколько лет квартиры. Всё было туманно знакомо, будто с полузабытой картинки, и в то же время казалось новым и неожиданным. Бронзовые бра и огромные с высокими резными спинками стулья.
Потом кончилась школа. Она без труда поступила в институт, пусть не модный, но который давал хорошую специальность. Училась она легко и не задумываясь, почему решила стать инженером. Скорее у неё были гуманитарные наклонности, но имя отца приоткрывало ей двери в технические вузы. «Инженером быть – всегда кусок хлеба», – говорила мать, и Верочка пошла в инженеры, она привыкла, что родители правы, на то они и родители, чтобы решать такие сложные вопросы. В конце концов, всё равно.
Она любила жизнь студенческую – весёлую, с неожиданными поворотами. Общительная, способная, быстрая и на язык, и на дела, Верочка обращала на себя внимание. Нельзя сказать, что она очень красива, но что-то было в милой улыбке, ровном, чуть вздёрнутом носике – вообще большой редкости – и глубоких серых глазах. Поклонников хватало. Потом выбрали в комитет комсомола, и она стала засиживаться в институте допоздна.
Однажды всем курсом поехали в колхоз на картошку. Здесь даже через столько лет война ещё проступала из всех щелей, и Верочка впервые в жизни столкнулась сама с настоящими трудностями. Не отступала, но ничего не умела. Надо было так организовать работу, чтобы помочь колхозу и чтобы ребята были сыты и тоже хоть немного заработали. Жилось многим тяжело – на одну стипендию да частные уроки.
Верочка не была готова к такому обороту. «На месте помогут» оказалось пустыми словами, как и говорила всплакнувшая перед её отъездом мать. Верочка стала горько жалеть, что согласилась поехать во главе бригады. Вот сидела бы, как все, у костра по вечерам, бродила бы по лесу в воскресенье, и никаких забот. Даже отдохнуть можно. А тут крутись!..
