– Но, с другой стороны, я крайне рада, что Витя нашел себе подругу. Вы производите положительное впечатление, а нашему сыну нужно общение со сверстниками…
Захлопнув тетрадь, Вика повернулась и сказала:
– Извините за откровенность, но такое общение не нужно мне. Вы правы, ваш сын – умелый манипулятор. Я повелась на его трюки и теперь понимаю, что сделала серьезную ошибку. Мне пора!
Вика шагнула в коридор, но тут ее внимание привлек висевший на стенке платяного шкафа и ранее не замеченный плакат. На плакате было изображено ее собственное лицо. Подскочив к плакату, Вика поняла, что это фотография, сделанная без ее спроса и увеличенная до огромного размера.
Подчиняясь внезапному чувству, Вика распахнула шкаф – и обнаружила еще одну собственную фотографию, только на этот раз ее лицо было приделано к плакату с изображением неизвестной девицы в бикини и в соблазнительной позе.
– Ваш сын в самом деле болен! – заявила Вика и, хлопнув дверью шкафа, выскочила в коридор.
Мама Виктора устремилась за ней, пытаясь увещевать:
– Да, это так, но ведь он наш сын! Мы же не можем поместить его в закрытое отделение психиатрической клиники, да и у врачей нет единого мнения по поводу диагноза…
– Его надо лечить! – заявила, поворачиваясь к ней, Вика. – Вы видели, что он сделал с моими фотографиями? Какими пакостями он занимается в этом шкафу, когда на него накатывает?
Вика подумала, что тотчас избавится от пенала дяди Васи, побывавшего в руках – и, вероятно, не только руках – Виктора. Теперь она была уверена, что Виктор производил с ним мерзкие манипуляции. Она ведь застукала его за постыдными делишками в больнице, однако упорно не хотела видеть правды.
– Отец с ним и поехал на консультацию в наш старый город, к одному психиатру на пенсии, который наблюдает Витю с самого детства, – со вздохом проговорила мама Виктора. – Мы знаем, что надо что-то делать, но как бы на нашем месте поступили вы?
Этого Вика не знала, но и думать об этом не желала. Скупо попрощавшись, она покинула коммунальную квартиру, хотя мама Виктора явно хотела излить ей душу и настойчиво предлагала продолжить чаепитие.
Нет, никакого чаепития, никаких овсяных печений в этом доме! Родители, судя по всему, у Титова хорошие и, главное, здоровые, что не отменяло того факта, что он сам…
Был психом! Шизоидом, как говорил Игорь. Сумасшедшим пареньком.
Коря себя за то, что употребляет, хотя бы мысленно, подобные нехорошие слова, Вика вывернула за угол – и увидела кофейного цвета «Жигули», припаркованные около соседнего дома, из машины с крайне недовольным видом выбирался Виктор. На водительском сиденье находился тот самый усатый статный мужчина, которого Вика видела до этого на фотографии, – Титов-старший, не производивший впечатления запойного алкаша и, несомненно, имевший две ноги.
Виктор замер, уставившись на девушку: он явно не ожидал увидеть ее здесь. Его глаза сверкнули, на лице застыло выражение ужаса. Затем он бросился к Вике, но она бегом понеслась прочь к трамвайной остановке.
Как назло, трамвая не было, поэтому Виктор быстро настиг ее на остановке. Вика, не желая с ним общаться, зашагала вдоль путей в нужном ей направлении.
– Вика, подожди! Что наговорила тебе эта стерва?
Обернувшись, Вика отчеканила:
– Ты имеешь в виду твою милую и добрую маму? Кстати, я ведь исходила из того, что она давно умерла. Собственно, почему?
