Али и Нино - страница 21

– Может быть, титул тебе носить осталось недолго, – сказал я, и на лице Нино отразилось недоумение.

– Что ты хочешь этим сказать? По-твоему, царь снова может отобрать его у нас?

– Ты утратишь его, когда выйдешь замуж. С другой стороны, титул «хан» тоже неплох.

Нино сложила руки на затылке, откинула голову и рассмеялась:

– «Хан», может быть, звучит и недурно, но «ханша» – ужасно! Да и титула такого нет. И вообще, мне кажется, ты мне делаешь предложение как-то странно, если это, конечно, предложение.

– Именно так.

Пальцы Нино скользнули по моему лицу и зарылись мне в волосы.

– А если я соглашусь, тогда ты сохранишь об этом лесе добрую память и не будешь больше бранить деревья?

– Думаю, да.

– Но в свадебное путешествие ты повезешь меня к дяде, в Тегеран, и я по особой протекции смогу посетить шахский гарем и там удостоюсь чести попить чаю и побеседовать с многочисленными толстушками.

– Да, и что?

– А потом мне будет позволено посмотреть на пустыню, потому что там нет никого, кто мог бы посмотреть на меня.

– Нет, Нино, зачем тебе смотреть на пустыню, тебе там не понравится.

Нино обняла меня за шею и прижалась носом к моему лбу.

– Может быть, я и вправду за тебя выйду, Али-хан. Но ты уже подумал, какие препятствия нам придется преодолеть, кроме лесов и пустынь?

– А какие?

– Сначала мои родители умрут от горя, узнав, что я выхожу за магометанина. Потом твой отец проклянет тебя и станет требовать, чтобы я перешла в ислам. А когда я это сделаю, царь-батюшка сошлет меня в Сибирь за отпадение от православной веры. И тебя как совратителя за мною следом.

– А потом мы усядемся на льдину посреди Северного Ледовитого океана, и нас съедят белые медведи, – засмеялся я. – Нет, Нино, до этого не дойдет. Тебе не придется переходить в ислам, твои родители не умрут от горя, а в свадебное путешествие мы поедем в Париж и в Берлин, чтобы ты посмотрела на деревья в Булонском лесу и в Тиргартене. Ну, что скажешь?

– Ты так добр ко мне, – удивленно сказала она, – и я не скажу «нет», но и согласия пока дать не могу. Но я же от тебя не убегу. Когда я окончу гимназию, мы поговорим с родителями. Вот только похищать меня ты не должен. Только не это. Я знаю, как это у вас заведено: перебросите через седло, увезете в горы и так положите начало жестокой кровной вражде с семейством Кипиани.

Внезапно ее охватил приступ неудержимой веселости. Казалось, все в ней смеется: лицо, руки, ноги, даже кожа. Она прислонилась к древесному стволу, опустила голову и снизу вверх поглядела на меня. Я стоял перед ней. В тени дерева она походила на экзотического зверька, который таится в лесу, опасаясь охотника.

– Идем, – произнесла Нино, и мы направились по лесу к большому костру.

По дороге ей пришло в голову еще кое-что. Она остановилась и прищурилась, глядя на луну.

– А наши дети, какую веру будут исповедовать они? – озабоченно спросила она.

– Разумеется, достойную, – отвечал я уклончиво.

Она недоверчиво посмотрела на меня и на какое-то время замолчала. А потом грустно добавила:

– А не слишком ли я стара для тебя? Мне ведь скоро семнадцать. Твоей будущей жене сейчас должно бы быть лет двенадцать.

Я успокоил ее. Нет, она явно не слишком стара. В крайнем случае слишком умна, ведь неизвестно, всегда ли ум такое уж преимущество. Может быть, все мы на Востоке слишком рано взрослеем, стареем и умнеем. Может быть, мы все без исключения глупые и наивные. Я и сам не знал. Меня сбивали с толку и смущали деревья, смущала Нино, смущал далекий отсвет пиршественного костра, а больше всего смущал себя я сам, ведь я, наверное, тоже слишком много пригубил кахетинского и, словно разбойник, вторгшийся из пустыни, бесчинствовал в очарованном саду любви.