Али и Нино - страница 7

Я, скучая, уставился на стену. Там, под двуглавым орлом, в широкой золоченой раме висел, подобно византийской иконе, писанный в полный рост портрет государя, милостью Божией императора и самодержца Всероссийского. У царя было удлиненное лицо, светлые волосы, а взгляд его серых холодных глаз был устремлен в пространство. Грудь его украшало великое множество орденов. Вот уже восемь лет я собирался пересчитать их и снова и снова сбивался, не в силах дойти до конца.

Прежде рядом с портретом государя висел и портрет государыни. Потом его сняли, потому что сельских магометан возмущало открытое платье царицы и они отказывались отдавать детей в гимназию.

Пока поп читал молитву, мы прониклись торжественным настроением. В любом случае наступал чрезвычайно волнующий день. С раннего утра я делал все возможное, чтобы достойно выдержать экзамены. На рассвете я принял решение обходиться со всеми в доме как можно любезнее. Однако, поскольку почти все еще спали, задача эта оказалась неразрешимой. По дороге в гимназию я подавал милостыню каждому встреченному нищему. Осторожность никогда не помешает. Одному я от волнения, не разобрав, даже дал вместо пятака целый рубль. Когда он принялся рассыпаться в благодарностях, я с достоинством произнес: «Благодари не меня, но Аллаха, ибо моей рукой дарует тебе Он!»

Не может же быть, чтобы после столь благочестивых изречений я провалился.

Молебен завершился. Гуськом потянулись мы к столу экзаменаторов. Экзаменационная комиссия напоминала пасть допотопного чудовища: бородатые лица, мрачные взгляды, парадные мундиры с золотым галуном. Все было исполнено торжественности и наводило страх. Впрочем, русские очень редко срезают на экзамене магометан. У любого из нас много друзей, а друзья наши – крепкие молодчики с кинжалами и револьверами. Учителя знают об этом и боятся бешеных, бесшабашных бандитов – своих учеников – не меньше, чем ученики их. Перевод в Баку большинство учителей полагают карой Господней. Нередко случается, что на учителей нападают в темном переулке и изрядно поколачивают. Разбирательство всегда заканчивается одинаково: преступников не находят, а учителей поневоле куда-то переводят. Поэтому они и закрывают глаза, когда ученик Али-хан Ширваншир, почти не таясь, списывает на экзамене по математике у своего соседа Метальникова. Только один раз, поймав за списыванием, учитель подходит ко мне и в отчаянии шипит: «Осторожнее! Смотрите, чтобы не заметили, Ширваншир, мы же не одни!»

Письменная математика прошла без сучка без задоринки. Довольные, побрели мы по Николаевской улице, чувствуя себя почти уже выпускниками. На завтра был назначен письменный экзамен по русскому. Тему, как всегда, доставляли в запечатанном конверте из Тифлиса. Директор взломал печать и торжественно прочел: «Женские образы Тургенева как идеальное воплощение души русской женщины».

Удобная тема. Я мог писать что угодно, только хвалить русских женщин, и высокий балл у меня в кармане. Вот с письменной физикой дело обстояло сложнее. Однако там, где не хватает знаний, на помощь приходит испытанное средство – списывание. Так что и физику я выдержал успешно, а потом комиссия предоставила осужденным однодневную отсрочку.

Затем настала пора устных испытаний. Тут уж не приходилось рассчитывать на хитрость. Надо было давать на простые вопросы замысловатые ответы. Первым экзаменом значился Закон Божий. Гимназический мулла, в длинной, ниспадающей складками накидке, подпоясанный зеленым шарфом, как пристало потомку пророка, обыкновенно скромно державшийся в тени, внезапно занял главное место за экзаменационным столом. Он сочувствовал своим ученикам. У меня он спросил только шахаду, мусульманский символ веры, и отпустил, поставив высший балл, после того как я послушно произнес символ веры в его шиитском изводе: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет – пророк Его, и Али – наместник Его».