Алиса и Любовь - страница 12

… Я злой, как так жить? Давиду на лекарства не заработаешь, может квартиру мамину продадим, уедем вместе в Чехию, в Австрию, какая разница? Марина мне, – Ты езжай один, я буду ждать… – Я устал один скитаться по свету. Устал, но выхода все равно нет… Перед отъездом в Венгрию, куда не нужны были визы, зашел к Борику занять денег. Он одолжил сто долларов. Перед уходом сказал, что собирается в Америку, работать вместе со своим сценарием… – А про что он: – спросил я. – Про то, что попадешь в Лабиринт и не выберешься, пока не отгадаешь все выходы. – А ради чего? – Ну, ради любви или … своей жены… – Глупости, жена и так ждет. А потом, если герой не захочет к жене? – Тогда останется в Лабиринте навсегда… А как бы ты этот фильм назвал: – спросил Борик. – Абстракция какая-то… Алиса в стране чудес… – усмехнулся я, надевая куртку. – А за миллион долларов ты бы согласился сыграть в Лабиринте? – спросил Борик шутя, и я шутя ответил. – И за два бы не согласился, – и попрощавшись вышел.

19

… Мы с Серегой были близкие друзья, самые близкие, какие могут быть друзья. Еще с детства, когда я ходил в третий или четвертый класс. Мы тогда жили в бараках, возле Кировского химкомбината. Впрочем я там и родился, улица Таманцинери 100. Домик был маленький, две смежные комнаты и коридор, а перед домом – маленький огород и сарай. В спальне было окно, которое выходило сбоку к соседям во двор, где жили сестры Анюта и Маргита, и Витя, на год младше меня, мой друг. Мы бегали по дворам с другими ребятишками, играли в мяч, и с девчонками в прятки. Лазили по мебельной фабрике и бетонному заводу, окружавших бараки. Бла там и военная часть, а напротив, через рельсы, пожарная часть, куда перебравшись через каменную ограду, мы лазили кушать тутовник. От бабушки я убегал с ребятами в военную часть, где знакомились с солдатами. Я смотрел на их автоматы и финки – стальные клинки. Бабушка Люба, мама моей мамы, меня очень любила и защищала меня, когда меня ругали. И отца я очень любил. Он пел в хоре, в народном ансамбле песни и пляски имени Татула. Был часто в командировках, приезжал с новыми большими чемоданами, в которых были новые сорочки и блестящие носки, которые покупали соседи. У отца все тело было в татуировках, тогда это было модно. С мамой они ругались, но я любил обоих. Он не хотел, чтобы мама училась, а мама училась на заочном, в Москве, в железнодорожном, а потом – в Политехническом в Ереване … Мама оставила меня у бабушки с дедушкой, а сама поехала сдавать экзамены в Москву. Я тогда ходил в детский сад с бабушкой. Детский сад находился на пригорке через остановку. Мы поднимались по лестнице и дальше шли по краю. Отец и мать были тогда в ссоре, но я, увидев, узнал отца, когда он позвал, – Гарик, Гарик. Я побежал и покатился вниз по пригорку, сломав себе ногу. Потому бабушки осталась фотография, где мама подъехала в поезде, с протянутыми руками ко мне и не знает, что у меня нога в гипсе. Впрочем я поломал ногу еще раз. Саша, мой друг, обмотал меня проволокой и дернул, и я упал, сломав ногу у себя во дворе. Когда родилась сестричка Света, в больнице, я жил у бабушки и скучал по ним. А когда привезли ее к нам, обмотанную в пеленки, я плакал вместе с ней и спрашивал: – А почему она плачет?…

… Но когда она подросла, мама ее все время защищала, а мне было обидно. Ссоры из-за денег участились, и отец бросил петь и устроился на завод “Пластик”. С работы он часто приносил пластмассовые чашки, кувшины. Однажды взял меня на работу покушать в столовой и искупаться в бане. Обычно в баню мы ходили с ребятами на бетонный или шинный завод, в субботу или в воскресенье. Мы с мальчишками иногда подсматривали в дырочки, когда купались там женщины. Не знаю, хорошо это было или плохо – но это было интересно. Подрастая, я очень много стал читать, благодаря маме: она говорила, – Вместо того, чтобы бегать, читай книги, а то спутаешься с хулиганами… Район, что говорить, был блатной, воровали все, что не так лежит или почти все, хоть в нашей семье это не практиковалось. Но бабушка повторяла часто, – в тюрьму попадещь – всю жизнь себе испортишь. Но мы с детворой часто цеплялись за грузовики и крали с них арбузы, потому что коллектив был такой, и это было нормально.