Алиса в Итакдалии - страница 24



Внезапно Алиса заметила мать и тройняшек – они пробирались на свои места – и ощутила невольное тепло. Конечно, она надеялась, что семья придет ее поддержать, но всерьез на это не рассчитывала. За последние годы она убедилась: в отношении мамы можно быть уверенной только в том, что в отношении мамы ни в чем нельзя быть уверенной. И все же, несмотря на их странные и частенько неприятные взаимоотношения, Алиса хотела, чтобы семья ею гордилась.

Надеялась, что сегодня семья будет ею гордиться.

Впрочем, едва утихшая обида Алисы на маму тут же всколыхнулась снова – стоило той занять место возле Ньюбэнксов. Оливер пристально следил за Алисой (она холодно вернула ему взгляд), пока мама смеялась, пожимала руки и делилась фруктами с семьей мальчика, который был так жесток к ее дочери. Похоже, у нее даже не промелькнуло мысли о чувствах Алисы.

Девочка не хотела думать об этом перед Сдачей, но неизбежная правда уставилась ей в лицо, и ее больше нельзя было отрицать: мама никогда не была на ее стороне.

Алиса опустила голову и сделала глубокий вдох, борясь с желанием сделать… не важно что. Однажды, пообещала она себе, она вернется домой за руку с отцом – и тогда матери придется ее признать.

В эту секунду триумфально запели трубы, и небо ответило земле особенно богатым разливом красок.

Это был официальный сигнал к началу. Началу ее новой жизни.

* * *

На сцену вышел мистер Лоттингейл.

По толпе прокатился шепот. Восемьдесят шесть конкурсантов вдруг охватило такое волнение, что Алиса почти могла расслышать стук их сердец, бьющихся в унисон.

Мистер Лоттингейл был одним из городских Старейшин и собирался выступить с речью. Разумеется, без речи на таком торжественном мероприятии было никак не обойтись, но Алиса при всем желании не могла воспринимать мистера Лоттингейла серьезно. Обликом он напоминал гигантскую фисташку: круглый и бежевый, с будто бы надтреснутой головой и каштаново-зелеными волосами, которые трепал ветер. Алиса знала, что нечестно судить о человеке по внешнему виду – тем более что человеком мистер Лоттингейл был как раз хорошим, – но все равно не могла выкинуть из памяти случайно подсмотренный эпизод, когда он слизнул с нижней губы гусеницу.

– Друзья Ференвуда, – пророкотал Старейшина, и его гусеничный голос тягуче заструился из гусеничных губ. – Поздравляю всех вас с первым днем весны!

Толпа ответила ликующими возгласами, хлопками и поднятыми бокалами с сидром.

– Сегодня мы собрались по очень важному поводу… – продолжил мистер Лоттингейл.

И так далее, и тому подобное.

Следующие десять минут он обстоятельно напоминал ференвудцам, по какому именно поводу они собрались (и, будь моя воля, я бы сократила эту речь минут на девять), но говорил так вдохновенно и искренне, что толпа заерзала в радостном предвкушении, а у Алисы по спине снова забегали мурашки. (Надеюсь, вы не обидитесь, если я пропущу этот шедевр риторики и сразу перейду к делу.)

Итак, сегодня к Сдаче допущены восемьдесят шесть конкурсантов.

Все они сдадут городу свои дары и лишь после этого смогут разделить трапезу с родными, пока Старейшины удалятся на совещание. Как только они примут решение, на тарелке каждого участника появится конверт, содержащий оценку и задание.

Лишь одно из них будет оглашено всему Ференвуду; лишь один подросток удостоится титула Чемпиона.

Самый талантливый.

Не успела Алиса обдумать услышанное, как на сцену поднялась Валентина Милли. Она выступала первой, и Алиса не могла не восхищаться ее мужеством. Валентина стояла посреди площади с удивительным достоинством, глядя на которое никто бы и не подумал, что еще пять минут назад она рыдала в кустах.