Первым делом я не слышу будильник. Подскакиваю с постели во вчерашней одежде, уже ощущая накатывающие волны ужаса. На телефоне пропущенный с работы, на часах девять.
Все утренние ритуалы я всегда делаю в нужном темпе. Мне нельзя спешить. Я могу сбиться, могу неверно сосчитать шаги. Может случиться что угодно.
Вторым делом я пропускаю чай. Судорожно отряхиваю одежду, трясу куртку и вновь закидываю на плечи. Бегу к остановке, и только там вспоминаю, что не погасила светильник. Он будет гореть весь день, и чёрт знает что ещё случится.
Третьим делом… Делом? У метро мой телефон опять разрывается звонком. Трясущимися руками я роюсь в рюкзаке в его поисках и не замечаю, как мир вокруг сужается и плывёт. Всё ещё нервничаю из-за грядущей гневной тирады Алии Вадимовны, которая может расползтись на половину дня, и тихо падаю. Падаю, падаю, плыву…
Слишком часто. С самого детства не было так часто.
Надо мной снова кровавое небо. Теперь оно больше похоже на неумелый рисунок пастелью, который вчера выходил из-под моих пальцев. Кривыми мазками оно закручивается к горизонту, вдали плывут насыщенные бордовые облака. Металлический привкус на языке вызывает лёгкую тошноту.
Но на этот раз небо не только сверху. Красно-алая каша под моими ногами по мягкости напоминает мох. И гробовая тишина до боли сдавливает уши. Пока её не нарушает всё тот же охотничий рог.
На этот раз он гораздо ближе, но в багряных сумерках я едва могу различить свои ноги. Вместо телефона руки сжимают пустоту, и я снова бегу.
Слышу свист и пронзительный вой собак, почувствовавших свою добычу. Они лают так близко, что впору запускать обратный отсчёт. Могу ли я умереть здесь? Погибну ли я в реальности? Сойду под рельсы очередной безымянной жертвой бурлящего нутра мегаполиса, в котором я так и не научилась жить.
Один неловкий шаг здесь, пропасть, туман, зубы на шее – как острое лезвие колёс на стальных рельсах.
Замедляю шаг. Может, это и будет лучшим выбором? Я хотя бы попробовала бороться, а не молча смирилась в реальном мире… Раздавленная не обстоятельствами, а самой собой.
Здесь голодные гончие бегут по моему свежему следу. Здесь пахнет кровью и страхом. Здесь всё такое настоящее, и волосы липнут к намокшему лицу…
Уже слышу голоса, улюлюкание и хриплое дыхание целой своры псов. Помимо воли опять ускоряюсь. Наверно, я боюсь боли. Этот инстинкт заложен в нас всех, даже в самых пропащих. Даже во мне, не желающей летать, мечтающей о последнем падении. Жаждущей разбиться на осколки, которые уже никогда не соберутся в целого человека.
Я забываю всё это и бегу. Бросаю позади все иные мысли и страхи, и оставляю себе лишь один, самый важный порыв – продолжать быть живой как можно дольше. Если моё "дно" где-то близко, то ещё не здесь.
Алая пелена кажется удушливой, мне не хватает воздуха, в боку нестерпимо колет, а ноги утопают в мягком мхе – двигаться вперёд становится всё труднее. Сердце покрылось ледяной коркой и больше не делает удары – по крайней мере, мне кажется именно так.
Мимо меня проносится серая тень. Это человек, но движется слишком быстро для этого вязкого места. Ещё одна жертва погони или часть кавалькады, идущей за мной? Но почему тогда он прошёл мимо, будто и не заметив никого на своём пути?
Ответ находит меня быстрее, чем хотелось бы. Я вновь вижу серую тень, замершую и обретшую вполне человеческие очертания – чёрную фигуру окутывает плащ, трепещущий в сильных порывах ветра. Капюшон скрывает голову, под ним – чёрно-красная пелена, за ней не разобрать лица. Мужчина это или женщина, взрослый или ребёнок. Он выше меня на полголовы, и это всё, что я могу отметить.
