Елена:
А как определить, что он может это всё? Если не делает, разве это значит, что не может в принципе?
Знаете, первое, что мне пришло в голову – человек, попавший в немецкий концлагерь во вторую мировую. Он не мог выбирать где ему жить, кем работать и так далее, переставал ли он от этого быть нормальным?
Ведь можно сказать, у него была эта способность, если можно так назвать, но пользоваться ей в тех обстоятельствах не мог?
Как думаете?
Алиса:
Значит, нормальный человек – это тот, кто может позволить себе жить, если внешние обстоятельства ему не мешают.
Елена:
А что происходит, если внешние обстоятельства мешают?
Он остаётся нормальным?
И что значит внешние обстоятельства в вашем понимании?
Алиса:
Думаю, да. Концлагерь – внешнее обстоятельство. Чужое физическое и психологическое насилие тоже… Любое ограничение свободы, которое идёт извне.
Елена:
А какие обстоятельства в вашем случае? Когда в вашей жизни было ограничение свободы извне, психологическое или физическое насилие? Я не имею ввиду прямо сейчас, а предлагаю посмотреть в широком смысле, в течение всей жизни? Ведь если даже брать наш пример с узником, многие люди после лагерей долго не могли жить как хочется, уже не потому, что их заперли в концлагерь, но потому что оставались запертыми в душе, в мыслях, в своей голове. Скажите, что вам первым приходит в голову на это? Даже если вы подумали о какой-то простой ситуации, это всё равно может привести к чему-то.
Алиса:
Моя мать закончила в психушке. Её заперли там против воли, хотя под конец она уже не сопротивлялась. Мне казалось, что ей всё равно. Там она покончила с собой… Я не хочу закончить также. Мне нужно ограничивать себя во всём, ничего не хотеть и ни к чему не стремиться, чтобы никогда не быть на виду. Только так никто не заметит, что со мной не всё в порядке. Также, как и с ней…
Елена:
Расскажите о матери, как все это происходило, что вы видели тогда, что знали о ней, и как это узнавали?
Алиса:
Я бы не хотела о ней говорить. Все мои воспоминания из детства, когда мы жили вместе, расплылись в одно большое невнятное пятно. Приходя домой, я никогда не могла понять, нахожусь я в трипе или в реальности… Поэтому сейчас память совсем подводит, а я не стремлюсь её оживлять.
Однозначно могу сказать только одно – у моей матери были проблемы с головой. Наверно, такие же, как и у меня.
Но поняла я это только со временем, когда уже переехала в этот город.
Елена:
Понимаю, это наверняка тяжело и сложно для вас. Я надеюсь, вы сможете рассказать о матери, когда будете готовы. Самые сложные проблемы обычно берут корни в прошлом и часто ведут к нашим родителям, так что я думаю, это могло бы в будущем помочь вам найти ключ к решению своих проблем.
Давайте обратимся пока к тому, о чем вы готовы говорить. Вы сказали, что нужно ограничивать себя, ничего не хотеть, ни к чему не стремиться для того что бы никто не заметил в вас что-то не то. А как вообще другие могут заменить, что вы не в порядке? Как они это определят?
Алиса:
Когда я возвращаюсь, я не знаю, что делала и говорила всё время отсутствия. Если меня на этом поймают, не сложно будет догадаться, что со мной что-то не так…
Елена:
А как это зависит от того, чего хотите, например? Скажем, если хочется съесть яблоко, допустим даже не обязательно вы его едите, но хочется, разве это хотение может повлиять на то, что заметят или не заметят другие люди?
