– Аленька, если тебя схватят, как Скрябину, то даже Макс не сможет тебя спасти. Будь умницей. И ты ещё ребенок.
Но Алла мечтала о том, чтобы уйти в партизаны и освобождать свою новую родину от фашистской оккупации. Вместе с подружками они строили планы побега, пытались овладеть медсестринскими навыками, тренировались друг на друге в перевязках. Алла хорошо понимала, что она не сможет переступить через запрет матери, но помечтать же можно?
Тамара иногда всё ещё выступала в ресторанах, но, получая паёк немецкого сожителя, потихоньку становилась почти буржуазной дамой. Даже внешне это становилось заметно, по одежде и ее поведению. И соседи осуждали ее, понимая, на чем зиждется относительное благополучие этой маленькой семьи.
Алла стеснялась этой ситуации, хотя лично к Максу не испытывала неприязни. Тот, первый день их знакомства, в общем, не был типичным и для Макса. Он сам происходил из немецких бюргеров и жизнь в Париже в семье эмигрантов из Китая, была для него тоже нетипичной. По-своему он старался создать некое подобие семьи. И даже немного занимался с Тамарой и Аллой немецким языком, мотивируя это тем, что Франция навсегда останется в границах великого немецкого тысячелетнего рейха, а им обязательно нужно знать язык великого Гёте. Чтобы поднять свою культуру.
Тамара и Алла уже сносно болтали по-немецки, но на третий год оккупации Макса перевели в другой город и Тамара с Аллой осталось одни. Больше к ним никого не подселяли.
С продуктами стало совсем плохо, по карточкам почти ничего не давали и Алла стал совсем худенькой. Тамара приносила из ресторанов, где пела, какие-то остатки пищи. Этим и питались. Денег едва хватало на аренду квартиры, и они решили снова переехать в крошечную двухкомнатную квартирку в 16 округе Парижа, где они никого не знали.
Наступил четвертый год оккупации. Американцы высадились на Ла-Манше и в Париже забурлили надежды на скорое окончание оккупации, а может быть, и войны.
Немцы уходили тихо, растворяясь в ночи, совсем не так, как входили в Париж четыре года назад.
Американцы, высокие и белозубые, наводнили улицы Парижа. Везде была слышна американская речь.
Алле удалось устроиться на работу секретаршей к американцам. Удивительно, но английский язык давался ей значительно легче, чем немецкий. Может, из-за особого настроения?
Кто-то донёс на Тамару, что она жила с немецким офицером. И ей пришлось ходить в администрацию округа, доказывать, что она не виновата. В конечном итоге, санкции к ней решили не применять, так как она не была француженкой. Да и новые знакомства Аллы среди американцев помогли снизить градус претензий к Тамаре. Алле пришлось тоже давать показания и она честно сказала, что жизнь с немецким офицером в одной квартире – очень трудная задача, с которой не всякий бы справился. В каких бы отношениях ее мать не состояла с немцем, это ее личное дело, она не гражданка Франции.
Власть округа, и без того обремененная множеством проблем в послевоенном Париже, решила не форсировать решение по Тамаре. В итоге, все сошло на нет. Этому помог и недавний переезд в 16 округ Парижа, где Тамару никто не знал и с немцем под ручку не видел.
Так закончился период военной оккупации Парижа и Алла стала взрослой.
Проработав почти два года в миссии, Алла уже вполне свободно изъяснялась по-английски. Работа ей нравилась, но природная скромность не позволила ей завести кавалера среди американцев. Да и понятно было, что все они ненадолго в Париже, работники постоянно менялись. Миссия закончила свою работу неожиданно, и Алла снова встала перед проблемой, где найти работу.
