– Прошу, – сказал Главный и отдёрнул занавеску.
И всех оглушил грохот. Вспышками блицев сверкала электросварка, длинная шеренга объектов протягивалась через цех. Возле них трудились сборщики в одинаковых кремовых костюмах. Комиссия двинулась через цех.
Столовых на территории КБ было несколько. Основная возле проходной в двухэтажном здании; «стекляшка» за садом и раздаточная, именуемая в просторечии «обжоркой» или «помойкой», в полуподвале конструкторского здания. Дежурили по очереди в основной.
На этот раз выпало расчётной части двадцать пятого отдела, теоретикам, и началось.
– Не пойду, и не почему-то, а из принципа. Я морально к этому не готов.
– Причём тут морально? Этого нет в колдоговоре.
– А я считаю, что так и при коммунизме будет: поработал, обслужи других.
Словом, все как обычно: сначала трёп, затем теоретики составили график: дежурить всем, но по полчаса. В столовой прямо-таки обалдели. Садился, скажем, к корзине с картофелем бородатый, весёлый, а продолжает молчун с детски розовым лицом, и чан начищенной сдавал лысый, солидный, такого постеснялись бы посадить за картошку. В столовой этому посмеялись, но случился общественник – проверялка и поднялся шум. Дежурство отделу не было засчитано.
В столовой Мокашову сказали: делать покамест нечего, приходи через час. Он ещё потолкался и отправился назад, и по дороге вновь встретил девушку из проходной. Остановились.
– Бог троицу любит. Сегодня третий раз встретились, – начал было Мокашов.
– Когда дежурю, – отвечала она, – и десять раз встретимся.
Но тут завизжали тормоза. Из остановленной рядом машины выглянул мужчина с широким рассерженным лицом.
– Гуляешь? – строго спросил он девушку.
Кто он ей? Родственник? Пожалуй, все здесь – родственники, в этом маленьком городке.
– Отдежурила, со смены иду.
– Не болтайся без дела по территории. Отдежурила, отдыхай. Зайди ко мне в конце дня. Знаешь куда?
– Найду.
И властный взгляд упёрся в Мокашова.
– Пропуск.
Мокашов достал новую картонку пропуска.
– Должность?
– Инженер.
– Давно работаешь?
– Первый день.
Это позабавило незнакомца.
– Хочешь быть уволенным в первый день? Садись в машину.
КИС поразил Мокашова простором напоенных светом пространств, странными телами объектов. В проводах, через вспомогательные сооружения они так же мало походили на себя, как намазанная перед сном женщина, в халате, с бигуди в волосах на утреннюю красавицу.
В центре зала космонавт в оранжевом скафандре погружался в огромный металлический шар. За перегородкой лёгкого ограждения из объекта вынимали прибор, и склонившиеся над ним люди в белом напоминали кинематографических хирургов.
Объяснять особенно не пришлось. Незнакомец властно ходил по проходу, только раз он спросил Макашова:
– Не мешает эта каракатица?
«Каракатица» напоминала буровую, подвешенную за верхушку к потолку.
– Мешает, – неуверенно ответил Мокашов. Он отстал и тут же услышал шёпот за спиной:
– Что сказал Главный про стенд?
– Какой-такой главный? – удивился Мокашов.
Видя, что Главный вернулся, заместитель начальника сборочного улыбался только по привычке. Не очень-то здорово получилось. Натащили чёрте-чего и что совсем ни к чему – сварочные аппараты. Смены, закончившую и заступающую, свели в одну. Он сам расставил людей, находя в этом странное удовлетворение. Работу цеха не видели со стороны и захотелось показать товар лицом.
Подготовились, поджидали комиссию. В раздевалке оставили караульщика, наказав ему по прибытию комиссии врубить яркий верхний свет. Но время шло, ждать надоело и не работавшие устроили перекур. Сам караульщик, заждавшись, вышел из цеха посмотреть: не едут ли? И в этот момент наехала комиссия.
