Альманах «Истоки». Выпуск 15 - страница 11

«Воспоминания детства воскресли…»

Воспоминания детства воскресли:

Девочка с книгой в прабабкином кресле,

Белые джунгли на зимнем окне,

Синие тени на бледной стене.

Небо срывается вниз снегопадом.

Девочка смотрит невидящим взглядом,

Словно бы зная уже, что вот-вот

Кто-то незримый её позовёт.

Длится снежинок таинственный танец,

И отражает ей зеркала глянец:

Снежной владычицы хладный венец,

Хмурого севера зимний дворец.

В страшные сказки влюблённое детство.

Кресло и зеркало – это наследство

Девочки с книгой от старых времён,

Грозных судеб и семейных имён.

Снег невесомо над миром витает.

Девочка с жадностью книгу читает,

А у стены зазеркальный двойник

Тоже к загадочной книге приник.

Тишь – только шёлковый шелест ресницы,

Снега полёт да шуршанье страницы.

И предо мной возникает, как встарь,

Странного детства волшебный фонарь.

И повторится до боли сердечной

В зеркале девочка с книгою вечной —

Из зазеркалья, из давнего дня,

Словно не видя, глядит на меня.

Памяти брата

Мир без тебя так безнадёжно пуст.

Хоть полон света, страсти, упоенья…

Читают пусть в церквах сорокоуст,

Чтоб дал Господь тебе упокоенье.

Как боль чиста, как боль моя остра!

Но обретеньем стала вдруг утрата:

Теперь ты понял – ближе всех сестра,

Теперь я знаю – нет дороже брата.

Кого винить? Да некого винить.

Хоть горький плач из горла так и рвётся…

Но наших уз серебряная нить

И там, в краю заоблачном не рвётся.

«А мне по тебе убиваться…»

Аркадию

А мне по тебе убиваться,

Мой милый, теперь до конца —

Лет тридцать, а, может быть, двадцать,

Не смахивать слёзы с лица.

Пусть выплачут слёзы другие,

А мне этих слёз не унять

И чувство острей ностальгии,

Зато уж его не отнять.

Вымаливать милость у Бога

В ночи и в сиянии дня.

А ты подожди нам немного,

Пока не отпустят меня.

«Взвесь каждую мою слезу. Потянет три карата?..»

Алексею

Взвесь каждую мою слезу. Потянет три карата?

И ограни её потом – здесь нужно мастерство.

Всё дело в том, что ты мне так напоминаешь брата,

И с этим, я боюсь, нельзя поделать ничего.

Как будто в нашем мире он, не за чертой могильной,

И мне не надобно во сне искать его следы.

А можно просто позвонить отсюда на мобильный,

И он ответит мне, смеясь, с какой-нибудь звезды.

На сходстве том судьба моя сыграла вероломно,

Как ни пытайся, ничего мы в этом не поймём.

Но чувство, павшее на нас, так странно и огромно,

И, как в тумане светляки, мы исчезаем в нём.

Что по сравненью с ним тщета, прорывы и победы?

Спалило душу нам дотла, как молнией гроза.

И лишь мерцает в небесах Туманность Андромеды,

Как в затуманенных глазах дрожащая слеза…

«О, если бы не было всё так плачевно…»

О, если бы не было всё так плачевно,

То разве б решилась спросить я тогда:

«О, сердце моё, одинокий кочевник,

Куда же ты чувств моих гонишь стада?»

Над нами раскинулась звёздная млечность,

И надо бы к дому, но движемся прочь.

И чувство моё – беспредельно, как вечность,

И горе моё безутешно, как ночь.

Чьей волей мы брошены в дикую местность?

Не видно нигде человечьих примет,

И рвётся струна, и томит неизвестность,

И кто-то во тьме произносит: «Кисмет»[3]…

Но чья там мелодия темень тревожит?

Ни друга кругом, ни костра, ни жилья…

Кто плакать не может, тот песню не сложит.

О, сердце, о чём эта песня твоя?

О трудной судьбе в одиночестве ночи,

О том, кто мне дорог и близок, как брат,

О долге идти, хоть и нет уже мочи,

Идти, чтоб дождаться утра без утрат.

«Теперь ты – вся моя семья…»

Теперь ты – вся моя семья,

Теперь ты – вся моя родня.

Назад Вперед

Альманах «Истоки». Выпуск 15 - страница 11

Похожие книги