Альманах «Истоки». Выпуск 15 - страница 22



Как-то, глядя на грустное лицо внучки, бабушка Марина рассказала историю одного из самых знаменитых скрипачей ХХ века Иегуди Менухина в тридцать лет настигла та же проблема, но он усилием воли, страстным желанием вернуться к игре на скрипке, преодолел свою хворь и вернулся на сцену. Этот незамысловатый рассказ о великом артисте, о котором она слышала со школьной скамьи, воодушевил Серафиму, и она сказала себе – если Менухин смог вернуться, значит, и я смогу. Так начался изнурительный курс реабилитации, что позволило через некоторое время вернуть левой руке почти прежнюю беглость.

Наконец, настал момент, когда врачи дали Серафиме разрешение вернуться к скрипке. Первое прикосновение отдалось дикими болями, сердце сжалось от испуга, что ей не суждено больше играть. Но тут же после некоторого раздумья, Серафима решила изменить положение рук и позы, и тут же почувствовала значительное облегчение, что позволило ей приступить к занятиям в выпускном классе. Однако она слишком рано поверила в своё излечение и за три недели до государственных экзаменов у неё отказала рука во второй раз. Снова курс физиотерапии и симптомы удалось снять и выйти на выпускные экзамены и на вступительные экзамены в Академию искусств.

Будучи студенткой, Серафима постоянно искала такие позы и такое расположение пальцев на грифе скрипки, которые бы позволяли безболезненно играть более двух часов. Она пришла к выводу, что в позе скрипача важна не только общая картина, но и детали, однако руководствоваться при этом необходимо целесообразностью, то есть не допускать зажимов, добиваться максимальной естественности, удобства и легкости.

Через год Серафима освоила самый сложный репертуар, А исполнение на конкурсе имени Чайковского, а затем на заключительном концерте в Большом зале Консерватории одного из самых сложных произведений скрипичного репертуара – концерта Бартока, стало её победой над болезнью, исполнением её заветной мечты и открыло дорогу в музыкальный мир России.

Этой победой Серафима доказала, что для неё нет такой силы, которая бы помешала ей заниматься любимым делом и побеждать!

Высоковск, 2017.

Поэзия

Андрей Ивонин

Импрессионисты

Май. Цветение сирени.
Пахнет свежестью земля.
Небо, солнце, свет и тени,
маки, крыши, тополя.
Ранним утром на пленэре,
взяв этюдник и мольберт,
в Буживале и в Аньере
или в Эксе, например,
за фиксацией мгновений,
чтобы только бы успеть
ворох новых впечатлений
на холсте запечатлеть.
Ощутить их в полной мере
поспешим скорей сюда!
Здесь, друзья, в Ла Гренуйере
плещет золотом вода.
Здесь, как музы на Парнасе,
женщины – лови момент!
У мамаши Клэр в запасе
есть кальвадос и абсент.
Ярче день, и небо ближе.
Аржантёй и Пти-Женвиль.
Ведь отсюда до Парижа
лишь каких-то восемь миль.
Полчаса всего лишь тряски.
Рельсы, шпалы, поезда.
Только кисти, только краски.
Только солнце и вода.
Облака глядятся в окна.
Мутной Сены берега.
Ещё влажные полотна
Ренуара и Дега.

Встреча

Дождинки мелкие секут
лицо и плечи.
Три тысячи шестьсот секунд
до нашей встречи.
До мига, стоить что готов
иных столетий.
До разговора не из слов —
из междометий.
До звона выпавших ключей
на мокрых плитах.
До сердцу милых мелочей,
давно забытых.
До бестолковой суеты
у касс вокзала.
До бесконечного: “А ты?” —
“А ты сказала?”
До нас, скрывающих испуг
и боль в уловках
нетерпеливых этих рук
и губ неловких.
И пусть надсаженный гудок
хрипит протяжно,
ведь всё, что в жизни было до, —