Это я понимал. Шеп в последние годы отошел от активной деятельности, но это только упрочило его позиции. Раз уж кто-то его заставил, значит, этот Кто-то – именно так, с большой буквы, он и должен писаться – может себе позволить и большее. Например, передать мне вот этот «болид».
– Понимаю.
– Третье: от тебя пока ничего не требуется, просто ловите Мозеса. Помоги ребятам, если сможешь. Если не сможешь – постарайся по крайней мере уцелеть сам. Надо же, старина Мозес… – Похоже, что Шеп снова улыбнулся. – С тобой найдут способ связаться, можешь быть спокоен. И еще: не доверяй никому, кроме Индуны. И тем людям, что с тобой, тоже не доверяй. Это не совет, это настойчивая просьба. Теперь я выключаюсь. Удачи тебе, Скример.
– Пошел ты в задницу, Шеп, – сказал я в уже замолкший приборчик. Теперь его можно было просто выбросить.
Индуна ничего не стал спрашивать, просто швырнул «болид» в прикрепленную к стенке урну для мусора. Вертолет неожиданно заложил крутой вираж, затрещали автоматические пушки.
– Кто-то находится в зарослях, – сообщил пилот из кабины. – На всякий случай пальнули, мало ли что.
– Точка высадки недалеко, – сказал мне Индуна, сверившись с маленьким экраном-картой на запястье. – Потом придется двигаться пешком. Вертолет нас будет ждать в условленном месте.
– Почему не сразу на вертолете?
– Хорошая мишень, – лаконично сказал Индуна. – Видна и слышна издалека.
Я вернулся на свое место, покачал головой в ответ на вопросительный взгляд Войта. Карунга трясся, держась за вещмешок.
– Ты откуда? – спросил я его, припомнив, что так и не успел познакомиться с новым членом отряда.
– Машаила, господин, – ответил он. Название мне ничего не говорило: видимо, какая-то деревня, может быть, уже не существующая.
– Доброволец?
– Да. Полгода в армии.
– Деньги?
– Нет, господин. Мой отец погиб в Хараре, мой брат погиб, он был летчик, мои две сестры погибли, они служили в ПВО. Моя мать умерла от «желтого Джека».
– Стало быть, месть?
– Не знаю, господин. Я очень толстый и трусливый, господин, в армии меня часто обижали. Я работал на складе, потом работал на кухне…
– Почему же капитан Нуйома всучил мне тебя?
– Наверное, он пошутил, господин. Он так шутит, господин.
Что ж, это было похоже на циничного философа и выпускника Вест-Пойнта – всучить белому в подручные жирного деревенского парня, который думает только о том, как набить брюхо и отсидеться в кустах. Естественно, Карунгу ему не жалко, а вот над шуткой он будет смеяться долго.
– Ты не бойся, – утешил я толстяка. – Смотри, какие храбрые парни летят вместе с нами. Мы вернемся, и тебе дадут орден. Я похлопочу.
– Правда, господин? – Он выпучил глаза.
– Правда, правда.
Кажется, это его несколько успокоило.
Я стал смотреть в иллюминатор. Чуть левее и ниже из-под брюха вертолета торчало рыло шестиствольной автоматической пушки. Еще ниже было видно шасси. А под нами, в сотне метров, проносились буйные заросли растительности, среди которых то и дело мелькали выжженные проплешины. Блеснула под солнцем река. На уютной равнине, поросшей зеленой травой, паслись антилопы, возможно, куду, я не разбирался в их породах. Паслись мирно и даже не среагировали на пролетающий вертолет.
Африканская природа, конечно, пострадала от войны больше, чем европейская после тактических ядерных ударов. Ядерный гриб давно уже перестал быть жутким пугалом, как в конце прошлого века. Дезактивация продвинулась далеко вперед, появились многочисленные лекарственные средства, так что последствия ядерного взрыва в сравнении с тотальным многолетним применением боевых мутагенов кажутся теперь ничтожными. Ну, не стало старой Москвы, не стало еще нескольких крупных городов в Европе и Америке, не стало десятка островов в мировом океане… Это не страшно. Все последствия можно было просчитать. А просчитать то, что творится на Черном континенте, невозможно. Ни маршал Ауи, ни его противник Нкелеле, ни десятки вояк рангом пониже не могут этого просчитать, да и не стремятся к этому.
