Под зеленой крышей леса глухо бродило эхо моих выстрелов, оно сопровождало меня, когда я двинулся догонять отряд.
Стоп! Какое эхо!
Я встряхнул головой…
Какое, к черту, эхо?! Это выстрелы!
Я побежал.
Низкие ветви били меня по лицу, лианы преграждали путь. Я даже едва не упал. Но продолжал бежать.
Когда я догнал своих ребят, их осталось только трое.
Еще трое лежали в отдалении, внимательно вглядываясь мертвыми глазами в зеленую темноту. Пожухлый ковер вокруг них уже начал вздрагивать, слышался тихий шорох шевелящихся листьев, лианы протягивали щупальца к своей законной добыче.
– Мой генерал. – Это Абе.
– Что случилось? – спросил я, с трудом переводя дыхание.
– Бунт, мой генерал… – ответил он просто. – Эти трое подбивали остальных к побегу. Они хотели перейти на сторону противника и сдать им вас в качестве военнопленного. Вот список с их фамилиями.
Я скомкал листок, подсунутый мне предусмотрительным денщиком. Фамилии трех неудавшихся дезертиров я знал и без того. Именно эти три недоумка входили в число любимчиков сержанта.
Баба с возу – кобыле легче.
Помимо меня и Абе, в моем отряде остались Коваленко, сменивший разряженную «пустоту» на один из «стингеров», и хмурый Ламбразони со снайперской винтовкой на плече.
Коваленко растирал опухшую левую ладонь, на которой появились волдыри.
– Что это у тебя?
– А! – Он беззаботно махнул рукой, – Скунс, вонючка… Когда заварушка пошла, я упал, а там эта тварь. Струей.
– В Африке скунсы не водятся… – сказал я.
– Да? – Коваленко сплюнул. – Ну, значит, какая-то тварюшка. Кислотная. Ожегся.
– Хорошо, что не в лицо… – пробормотал, я наблюдая, как исчезают под толщей листьев трупы дезертиров.
– Хе, лицо… Скажете тоже, мой генерал. Что мне лицо Потеря не великая, а вот рука… «Стингер» тяжело держать. Больно… Могу промазать.
– Ничего, я подстрахую, – тихо сказал я, взваливая на плечо второй «стингер».
– А вы умеете? – удивленно спросил Коваленко.
Я посмотрел на свою команду.
И вдруг понял, что Марко Ламбразони совсем не хмурый, а просто спокойный, как удав. И надежный, как нож.
Коваленко не щуплый, а просто жилистый и не ел давно. Так, чтобы от пуза… А Абе просто мой брат. Мой черный брат.
И за каждого из них я отдам свою жизнь. И если бы я понял это раньше, может быть, и Джузеппе был бы жив…
– Пошли, орлы мои! – сказал я и пошел вперед первым
Мы прошли этот лес за день и вышли из него уже на заходе солнца. Без привалов, не решаясь ни останавливаться, ни есть в этом кишащем заразой месте, держась на одних стимуляторах.
Перед нами пыльная дорога и ржавый, бог весть какого года, указатель со стрелкой и надписью «Камбулацици». Цифры были неразборчивы.
– Привал! – скомандовал я. – Ждем транспорт…
11. КОНСТАНТИН ТАМАНСКИЙ
Лейтенант Национальной армии Мозамбика
– Мунья, мабили, зинтхату, йолала умдаде уэтху, – бормотал Джонни, сидя возле меня и заливая аэрозолем ногу, распоротую острым листом травы, не уступающим по жесткости цинку.
С Джонни мы познакомились после визита в деревню, когда Индуна вернул его из авангарда и он пошел возле меня.
Джонни был самый молодой в группе Индуны и служил там всего три месяца. Перевелся он из морской пехоты, имел очень высокий коэффициент искусственных изменений, но разговаривать с ним было приятно. Джонни был сыном белого англичанина и голландки из ЮАИ, но о своих родителях вспоминать не желал.
– Что это означает? – поинтересовался я, отпивая из фляги. Вода имела мерзкий химический вкус, но лучше уж пить такую, чем изойти кровавым поносом.
