Поэтому Клавэйн настоял на том, чтобы несколько оживить комнату; простыни и подушка Иверсона были такими же белыми, как и стены, так что его голова плыла в море белизны. Иверсону постригли волосы, но Клавэйн позаботился о том, чтобы бороду лишь подровняли.
– Эндрю? – сказал Клавэйн. – Мне передали, что вы очнулись. Меня зовут Невил. Как вы себя чувствуете?
Прежде чем ответить, Иверсон облизал губы:
– Думаю, лучше, чем можно было ожидать.
– Ух! – просиял Клавэйн, чувствуя, что с его плеч свалилась огромная тяжесть. – Значит, у вас сохранились какие-нибудь воспоминания о том, что с вами произошло?
– Я ведь умер, да? Накачал себя до отказа антифризом и понадеялся на удачу. Все получилось или мне просто снится какой-то хитровыделанный сон, пока мой мозг окончательно не умрет?
– Чертовски удачно получилось. Это был очень хитровыделанный трюк, но… – Клавэйн замолчал, усомнившись в том, что правильно использует речевые обороты Иверсона столетней давности. – Вы пошли на немалый риск, но вам будет приятно услышать, что все получилось.
Иверсон вытащил руку из-под простыни и поднес к глазам, изучая рисунок вен на тыльной стороне кисти.
– Это ведь то же самое тело, в котором я отключился? Вы не засунули меня в нутро какого-нибудь робота, не клонировали, не подсоединили отделенный мозг к генератору виртуальной реальности?
– Ничего похожего. Просто прочистили поврежденные клетки, кое-где кое-что исправили и… мм… подтолкнули вас обратно к миру живых.
Иверсон кивнул, но Клавэйн мог бы поклясться, что так до конца и не убедил его. Что и не удивительно, ведь Клавэйн немного солгал.
– И долго я пробыл в отключке?
– Около ста лет, Эндрю. Наша экспедиция прилетела на космическом корабле с вашей родины.
Иверсон опять кивнул с таким видом, словно это была малозначащая деталь.
– Значит, мы сейчас на корабле?
– Нет… Мы все еще на планете. Корабль остался на орбите.
– А что с остальными?
Не было смысла подслащивать пилюлю.
– Мертвы. Насколько мы смогли выяснить. Но вы должны были знать, что так и случится.
– Да, но я не был уверен до самого конца.
– Так что же все-таки произошло? Как вы избежали заражения, или что это было на самом деле?
– Чистое везение.
Иверсон попросил пить, и Клавэйн принес ему стакан воды, а кресло тем временем само пододвинулось к кровати.
– Я что-то не заметил особых признаков везения, – сказал Клавэйн.
– Нет, это было ужасно. Просто я оказался счастливчиком, вот и все. Я не знаю, много ли вам известно. Под конец нам пришлось эвакуировать отдаленные базы, когда мы уже не могли поддерживать работу реакторов, кроме главного. – Иверсон сделал глоток из стакана. – Если бы у нас остались те машины, что присматривали за нами…
Клавэйн наклонился к кровати:
– Да, этого мы, вообще-то, не поняли. Машины фон Неймана были сконструированы так, что могли сами себя ремонтировать. Как же они сломались?
Иверсон поднял на него глаза:
– Никак. То есть они не сломались.
– Нет? Что же тогда произошло?
– Мы сами их разрушили. Как бунтующие подростки сбрасывают родительскую опеку. Нам надоело, что машины нянчатся с нами. Оглядываясь назад, должен признать, что это была не лучшая идея.
– И машины не сопротивлялись?
– Думаю, разработчикам даже в голову не приходило, что машины могут быть уничтожены теми самыми дети, о которых они столь нежно заботились.
«Итак, что бы здесь на самом деле ни случилось, – подумал Клавэйн, – что бы еще я об этом ни узнал, уже ясно одно: американо отчасти сами виноваты в своих бедах».
