Альгар прикрыл глаза, а когда открыл, то увидел как «змея» вздрогнула. Кровавый взгляд демона преисподней, вот что увидел мятежный лорд. Стоит отдать ему должное ― он малодушно не упал на колени и не стал молить о пощаде, а только крепче сжал рукоять меча. Глаза Аннабелл в ужасе расширились. В этот момент она, наверное, пожалела о своём предательстве.
Сразу, как только Альгар выбрался из заточения, подчинение людей давалось легко. Порой было достаточно сказанного слова, а то и мысли. Но с каждым годом это становилось сложнее и менее… предсказуемо. То ли его человеческое тело не было рассчитано на такую силу, то ли сам Альгар терял контроль, а в последний раз… последний раз в Райрате заставил людей сражаться до смерти, когда этого не требовалось.
Погружение в чужой разум, то же, что и погружение в кисель. Особенно если человек обозлён. Эйг же ненавидел. Не кого-то конкретно, а всех скопом. Один сплошной клубок ненависти, злобы и страхов. И всё же лорд старался держать себя в руках. Внимательный, собранный и обозлённый противник ― то, что им нужно было меньше всего. Человеческий разум – это инструмент, струны которого, если правильно настроить, будут издавать приятную музыку. Альгар не умел играть. Как-то он пытался освоить гитару, но учитель после более полугода развёл руками, признавая поражение. Требовался не только опыт и точность движений, но и понимание этой музыки, чувство такта и своевременности.
Открыться. Подтянуть здесь, ослабить там, и вот разум звучит иначе. Альгар дёрнул воображаемые струны и…
… они лопнули, выплёскивая всё, что так давно копилось внутри.
– Только смерть смоет позор!
– В смерти нет чести. Куда больше храбрости нужно, чтобы посмотреть в глаза живым.
– Кровь смоет грехи!
– Кровью не накормить людей, кровью не взрастить урожай, кровью не…
– Только кровью можно восполнить долг чести за право быть … прощённым.
– Прощение может попросить лишь живой, а мёртвым всё едино.
– Невозможно смотреть в глаза. Я проиграл, но не побеждён. Только победа. Любой ценой.
– И кто определит цену? И кто её заплатит?
– Ты.
Глаза Эйга расширились. Разговор, в котором не было произнесено ни единого слова, но сказано слишком много, подвёл черту. Мятежный лорд прикрыл глаза и решительно опустил меч.
Последнее, что запомнил Альгар, это короткий вскрик Аннабелл, глухой удар падающего тела и разъярённый крик Эйга, а затем только алое марево.
.
Земля чавкала под ногами.
Внутренний двор опустел.
В утренней хмаре едва можно было различить лошадей у коновязей и брошенное, казалось, в спешке, оружие. В разрубленное пополам соломенное чучело кто-то по рукоять вогнал меч. Альгар тронул чучело носком сапога – и оно завалилось набок. Рукоять меча глухо стукнула о камень.
Он вздрогнул.
Альгар отвернулся и пошёл дальше, но стоило сделать несколько шагов, как под ногой хрустнуло. Опустив глаза, он увидел стрелу с обломанным наконечником. Рядом, в грязи, валялся кожаный нагрудник.
Он знал этот нагрудник. Его носил один из молодых – Грит, кажется. Или не Грит. Уже не важно.
Тишину этого зимнего утра нарушил интендант, пронёсшийся мимо. Он на мгновение остановился, поклонился и пошёл дальше за ворота. Грязь, смешанная со снегом, противно хлюпала под его ногами.
Альгар пнул сломанную стрелу, едва не упав, поскользнувшись.
Он выругался. Тихо, почти про себя.
Его путь завершился перед крутой каменной лестницей, ведущей на стену крепости. Её ступени покрывал толстый слой грязи. Та же грязь была и на деревянных поручнях, вбитых в стены. И на самих этих стенах.
